Ирина Дедюхова - Позови меня трижды…

Нет, не удержалась Катерина. Она знала, знала, что нельзя даже намеком выдать, показать Валерию степень своей теперешней зависимости от его слов, улыбки. Но слабость женского сердца выдала ее с головой. Ей хотелось ласкать его, прижимаясь всем телом, шептать безумные слова, понятные только им двоим. Ей хотелось возместить все, в чем до нее обделила его судьба. И она в наивности своей полагала, что весь мир вокруг должен был перемениться, озаренный светом и смыслом ее неожиданно проснувшейся любви. Горькой, как полынь, любви.

Жадная страсть в Валерии уступала место снисходительности, а потом и привычке. Она была в его безраздельной власти, но кто мог научить его пользоваться этой страшной, отчаянной властью над прилепившейся к нему душой? Он до сих пор считал Катьку той милой девочкой, вышедшей когда-то в начале зимы к ним во двор в белых как снег валенках. Сколько лет прошло с тех пор, но в отношении к ней он так и не повзрослел. Он давно, очень давно забыл, что именно она поменяла его судьбу, помогла в самых его первых шагах на воле. И он так и не понял, что теперь имеет дело уже со зрелой женщиной, не с наивной девочкой, придавленной условностями девичьего этикета и комплексами. По мужской привычке он считал, что всему, чего он достиг в жизни, он обязан только себе, и по той же самой привычке Валерий спокойно занес Катю в список своих мужских побед, как только она, со стоном раскинулась перед ним в своей беззащитной наготе.

Конечно, Катя и раньше была немного со странностями. Ну, не в этом смысле. Просто, для нее и раньше-то было гораздо проще почитать "Справочник бухгалтера-аудитора" и "Финансовую газету", чем, к примеру, что-то из любовной лирики Александра Сергеевича Пушкина. А если влюбленная женщина целыми днями подсчитывает выручку своего любимого, узнает о нем все новые подробности, открывает для себя все новые грани характера, качаясь на цыпочках в нише возле вентиляционного отверстия, то считать она уже не перестанет и в постели с милым. Обычная женщина, ничего особенного. Поэтому и ей было нестерпимо больно, когда в ней начала умирать страсть. Счет оказался не в ее пользу. А этого не простит ни одна женщина. И тот, кто сказал: "Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей", был мужчиной. Никчемным мужчиной.

Пламень страсти угасал. Оставалась одна тоска и горечь. Как хотелось Кате задержать в себе это блаженное состояние, как хотелось любить, любить, ни о чем не задумываясь, но Валерий ни чем ей не помог.

И ничего он так и не понял, ничего не почувствовал, когда она вдруг перестала его умолять, просить рассказать ей ночную сказочку о любви. Лишь легкое беспокойство шевельнулось в его душе, когда он, войдя на кухню, увидел в темном проеме окна стоявшую к нему спиной Катю, а она даже не повернулась на звук его шагов.

— Кать, у тебя все в порядке? — спросил тогда он.

— В порядке, — обычным тоном ответила она. — Суп и котлеты в холодильнике. Разогреть?

— Нет, я на работе поел, — сразу успокоившись, сказал Валерий.

— Понятно, — так же спокойно протянула Катя, так и не повернувшись к нему.

Но с этой ее успокоенностью, отрешенностью пришло и что-то другое, что неясно беспокоило Валерия. Она больше не отвечала с готовностью всем телом, когда он брал ее, и в руках ее уже не было той сладкой дрожи, которая и его, ответной волной пронизывала желанием. Но и тогда он не понял, что из их отношений навсегда ушла страсть. Рядом с ним лежала равнодушная, уставшая за день женщина. Добрая женщина, умевшая приготовить борщ и выстирать рубашку, делавшая все с сосредоточенным серьезным выражением, участливо осведомлявшаяся о самочувствии. Но он уже не мог обмануться, потому что теперешняя, спокойная Катька слишком сильно отличалась от той, которой еще недавно он не мог насытиться. Припоминая все, стараясь не пропустить момента, где же он упустил эту бабу, а в глубине души неясно ощущал, что где-то Катьку он упустил, его сознание все время натыкалось на эти дурацкие, не высказанные им слова, на эти ее просьбы. И этого он решительно не мог принять. Он живет с ней, ложится с ней в койку, делает это так, как она хочет, а она мордочку из-за каких-то слов воротит? Нет, этого он решительно принять не мог.

В постели он стал настойчивее, изобретательнее, он вдруг начал использовать весь свой арсенал многочисленных приемов, почерпнутых за времена доступной любви на дальних трассах. Даже то, что раньше почему-то при ней не решался продемонстрировать. Но это не разжигало Катьку, как разжигало всех до нее.

Он чувствовал, как ее пугает его внезапно проснувшаяся сексуальность, но давал этому объяснение на свой лад. Он понял, утвердился окончательно, что у нее кто-то есть, кроме него. И простить этого Валерий Катьке никак не мог. Сердце сжимало холодной рукой, но, растравляя себя, он все вспоминал и вспоминал, как они голодали после смерти отца. Как Валентина Петровна с барского плеча совала матери красненький червонец за то, что мать, выстоявшая две смены, вымыла ночью за нее окна в подъезде в ее очередь. И теперь он с жадностью бросался к ложившейся рядом с ним Катьке, но уже не любил, а насиловал ее за все, что ему пришлось увидеть в жизни худого.

Но именно этим он уже не мог ни обидеть, ни растоптать женщину, имевшую до него большой опыт по части того, как оставаться одной в постели с мужчиной. Валерий и представить не мог, как далека сейчас от него Катя. Да и какой бы мужчина вообразил, что женщина, с которой он только что был близок, которая прижимается к нему теплой спиной под одним одеялом, спокойно продумывает все сводки финансовой отчетности, мысленно ищет лазейки в законодательстве о малых предприятиях, перебирает всевозможные варианты, чтобы полной мерой воздать ему за любовь и ласку. Попутно, сонно потянувшись гибким телом, эта женщина не забывает помянуть перед сном и другого своего старинного приятеля. И, отдаваясь спокойным грезам с чувством выполненного долга, она, словно в сошедшемся пасьянсе, сводит личный дебет с кредитом из амазонских жаб, нищенских расходных ордеров и долгих, долгих лет пустого ожидания валета червонной масти…

Однажды за чаем Рая озабоченно сказала Тане и Кате: "Не могу нормальных баб в Кузькины киоски на выезд подобрать. Далековато, а номенклатура товара там большая, там котелком соображать надо. Покупатели злятся, когда продавец долго возится. Не знаю, кого искать. Все считают, что раз киоски далеко, то и воровать можно! А там самая высокая ставка! Я бы и премию за реализацию назначила помимо Кузьмы! Вот испакостился народ! За деньги уже работать не хочет!"

Катя тут же ей сказала, что найдет ей людей. И Райка, намазывая ей на булку взбитые сливки, ответила ей, что кого она приведет, того в те киоски и посадят. У Кати давно болела душа о неприкаянных Ленке и Люде. Бибикус уже вместе с Бабаем контролировали несколько фруктовых лотков, и на открытом воздухе Розалия Львовна сама уже не стояла. Но как бы хорошо помочь девчонкам! В этот момент зазвонил телефон, Таня взяла трубку и с удивлением передала ее Кате: "Кать, это тебя!"