Alex PRO - Сиреневая книга

Наши окна смотрели на центральную улицу и по праздникам на балконе мы должны были вывешивать флаг. В другие дни он в свернутом виде стоял в углу за высокой магнитолой. Выцвевший флаг из паршивого красноватого материала, типа сатина, вблизи резко контрастировал с известными мне по школе и армии роскошными знаменами. Но издали это было незаметно. В детстве приятели завидовали мне по этому поводу. Их квартиры располагались не в тех домах или не на тех этажах.

Мне же было по барабану, я больше гордился уникальным жёлтым полом и клееным пластиковым потолком. Родители в моём детстве часто колесили по стране и видели там всякое. Могли из столицы поездом привезти обои, а посылкой переправить ярко-белую гэдээровскую краску для окон. Тогда это не являлось дурдомом. О, блин, кому я это рассказываю! Забылся…

В то время я вернулся из армии, учился на втором курсе. Бывшим армейцам на два семестра гарантировали сорок рублей стипендии. При любой успеваемости. Это было разумно – отупели мы, как выяснилось, прилично. Интегралы не извлекались, на лекциях хотелось спать. Решением Верховного Совета СССР студентов брать в армию перестали, мы были одним из последних призывов. Несколько месяцев недослужили и демобилизовались не по приказу, а по горбачёвскому спецпостановлению. Так что не было у меня ста дней до приказа.

Учиться на дневном отделении и сидеть целиком на шее у родителей стало стыдно, и я устроился ночным сторожем в поликлинику. Оформившись в отделе вневедомственной охраны за восемьдесят рублей в месяц. Плюсом шли вещевые бонусы – бушлат-фуфайка, прорезиненный зеленый брезентовый плащ до пят, искусственного меха зимняя шапка, трехпалые вохровские теплые рукавицы и кирзачи, несколько отличающиеся от армейских. Все добро я увез в деревню. Плащ сохранился еще почти на тридцать лет – валялся в багажнике машины. Пригождался на рыбалке и в качестве подстилки на пикниках. А дублёный тулуп мне не выдали – не положено тем, кто дежурит в помещении. Переводиться же на другой холодный пост, после столь недавней отдачи воинского долга, я посчитал глупым. Даже ради жёлтой дубленки.

Мой объект обладал большим количеством плюсов. Можно было готовиться к занятиям прямо на работе, можно было бессовестным образом спать, не утруждая себя регулярными обходами, можно было втихушку принимать гостей. А ведь тогда даже номер в гостинице было не снять. На фоне таких преимуществ минусы почти терялись.

Плохо было то, что П-образная двухэтажная поликлиника имела множество незакрывающихся снаружи дверей. А также наличествовал весьма тревожный неосвещаемый подвал, из которого порой доносились невнятные звуки. В начале смены я всегда проверял на месте ли навесные замки на обитых железом подвальных дверях, и только после этого вылезал через окно на улицу и обходил по периметру все здание. Отметив незакрытые окна, я брал ключи от соответствующего кабинета, устранял причину своего беспокойства, а утром, если замечал соответствующего врача, ворчливо делал замечание. Невзирая на возраст. Это тоже был в некотором роде бонус – «построить на подоконнике» отоларинголога или фтизиатра. Для двадцатилетнего, впрочем, простительный.

До решеток на всех окнах первого этажа дело тогда еще не доходило – был еще поздний социализм, но наркоманы уже вовсю шустрили. Да и шпаны всегда хватало, разбить стекло и влезть, скорее всего, побоялись бы, но полуоткрытые окна и незапертые двери выглядели приглашающе.

Иногда в самом здании, то тут, то там отчетливо слышались шлепающее-шаркающие звуки. Поначалу это напрягало, я хватал текстолитовые нунчаки и крался к подозреваемому месту. Естественно ничего не обнаруживал, возвращался, вновь прислушивался. Это здорово мешало заснуть. А выспаться на дежурстве, хотя бы чуть-чуть, я считал обязательным, днём этого делать было некогда.

Выучив то, что требовалось для института и, почитав взятые с собою интересные тогда газеты, я делал крайний обход и укладывался в горизонтальное положение. Обычно шел второй час ночи. Помню, что по первости, таскал с собой здоровенный механический будильник «Янтарь» (вчера им любовался), потом приноровился прятать его в регистратуре. В выходные и праздники заступал на сутки.

В армии я научился спать в любой позе, на любой поверхности, и при любом освещении. Это здорово помогало. После часа ночи, я стелил принесенную с собой простынку прямо на жесткую обитую дерматином банкетку в коридоре, придвигал стул, клал под голову свернутую верхнюю одежду и мгновенно засыпал, сняв только обувь. Спал чутко, часов до шести.

Однажды я проснулся от осознания, что кто-то склонился надо мной и смотрит прямо в лицо. Я в ужасе вскочил, никого естественно не обнаружил, но пугающее ощущение осталось.

Пришлось по ночам переходить в какой-нибудь из кабинетов, и спать, запираясь на ключ изнутри.

Впрочем, через некоторое время я вновь стал свидетелем того, что кто-то неспешно приближался по коридору, направляясь в сторону моего убежища. Я натянул ботинки, схватил захваченный с собою большой кухонный нож и встал у двери. Шарканье неожиданно прекратилось. Я выждал несколько минут и, опустившись на колено, посмотрел в нижнюю не занятую ключом скважину кабинетного замка. Я делал такое раньше и знал, что увижу – напротив моей двери в дежурном освещении всегда белела дверь другого кабинета. Но в этот раз я ничего не увидел – было темно, я ничего не понял, и даже не успев осознать, немного отстранился и вдруг в черноте увидел легкое отражение света из моей комнаты. Как это может отражаться в черном зрачке. Я заорал, одним движением повернул ключ и распахнул дверь. Никого не было. Я опустил нож и выдохнул…

Позднее, я имел глупость рассказать про это своему другу, который как раз планировал встретить Новый год не дома с мамой и старшей сестрой, а на свободной территории. У меня вообще любили тусоваться различные гости, однокурсники, приятели. И девушка, которая редко оставалась до утра. Мы вылезали с ней через окно, я плотно прикрывал его, и провожал ее до дома, оставив вверенный мне объект без охраны более чем на час. К счастью ничего такого не случалось. Девушка жила в другом районе. Трамваи по ночам ходили плохо, слышно их было издалека. Улицы пусты, ни машин, ни людей. Когда становилось совсем уж холодно, мы ждали трамвай в ярко освещённой заводской проходной напротив остановки. Провожать было необходимо. От ее остановки нужно было пройти еще десяток минут в гору, до пятиэтажки, где жила бабушка. Прокуренная, высокая и… всё понимающая. Родители наверняка не были бы столь лояльными к ночным похождениям.

А в другой раз, когда мне не надо было возвращаться на работу, я мог рассчитывать даже на раскладушку. Впрочем, я никогда не оставался до утра. Ни тогда, ни потом. Ни с кем. Хоть в три ночи, но я уходил. На работу, домой, в гараж, куда-то еще. Почему-то только уход в ночь я считал единственно правильным решением.