Марк Дельта - Римская карусель. Первая книга цикла «Время орбинавтов»

Разговор проходил в июле, в пустом триклинии. На столе стояли миски с козьим сыром и мелкими сочными оливками и глиняная чаша с обжаренными в меду финиками, начиненными грецкими орехами. Легкий завтрак, не требующий возлежания и суеты прислуживающих рабов.

Секст Кассий, не любивший облачаться в бесчисленные складки тоги и делавший это только перед выходом в присутственные места, был одет сейчас в легкую холщовую тунику. Устроившись поудобнее на трехместном ложе, он объяснял сидящей рядом с ним дочери, что они относятся к большому и знатному римскому роду Кассиев, а семья их происходит из Пармы – у них по-прежнему есть в этом городе дом, – поэтому мужчины после личных имен носят имя «Кассиус Пармензис», т.е. «Кассий Пармский». Есть и другие, более известные семьи этого рода, например Кассии Лонгины, Кассии Вары, Кассии Висцелины. Женщины рода чаще всего именуются просто Кассиями. Иногда к их именам добавляются такие эпитеты как «Старшая», «Младшая», «Первая», «Вторая» и т. д.

– Почему же я не только Кассия, но еще и Луцилла? – спросила девочка, поправляя поясок своей вишневого цвета туники из тонкого греческого шелка.

– Второе имя я решил дать тебе в честь твоей матери, – объяснил Секст Кассий, рассматривая дочку и не в первый раз думая о том, что раньше она походила на него нескладностью тонкого тела и некоторой непропорциональностью черт лица, а с годами усилилось ее сходство с Луциллой: тонкая кость, белая, словно фарфоровая кожа, рыжие кудри, которые хотелось называть «золотистыми локонами».

Луч солнца скользнул по лицу девочки, и она прищурила зеленые глаза, превратившиеся сейчас в две тонкие, вытянутые щелки – точно, как это бывает у кошек. Секст Кассий рассмеялся и добавил:

– Если бы я знал, что ты будешь так хорошо ладить с цифрами, я назвал бы тебя еще и Пифагором. Разве плохо звучит: «Кассия Луцилла Пифагор»?

Кассия уже год посещала начальную школу, где более всех ее хвалил педагог, обучавший детей счету и называвшийся калькулятором. Другой учитель – литератор – преподавал чтение, письмо и греческий язык. Его очень удивляла способность девочки подражать чужому почерку. Кассия с нетерпением мечтала о тех временах, когда ей исполнится двенадцать лет, и она завершит свое начальное обучение, после чего – как обещал отец – частные преподаватели будут учить ее риторике, геометрии и математике, танцам, музыке и пению. Многие знатные римляне давали хорошее образование не только сыновьям, но и дочерям. Родители Секста и Кассии принадлежали именно к этой категории.

В ответ на шутку отца Кассия улыбнулась – после того ночного ареста она никогда не смеялась, только иногда улыбалась, и чаще всего это была мимолетная ухмылка одной стороной рта. Затем, посерьезнев, продолжала расспросы. Ей хотелось знать, почему и отец, и брат ее носят личное имя «Секст», что означает «шестой».

– Ведь ты старше, чем дядя Публий, – веско сказала она, поднимая палец жестом маленького ритора. – Ты должен быть первым, а не шестым. А у Секста вообще нет братьев, но даже если бы у нас тогда родился брат…

На последних словах она запнулась, потому что это была запретная тема. Два года назад, после ночи проведенной в тюрьме ее мать родила мертвого мальчика. С тех пор она больше не могла зачать. Характер Луциллы, и без того не отличавшийся приветливостью, испортился еще сильнее, и домочадцы старались теперь избегать разговоров о том, что могло напомнить ей трагически оборвавшуюся беременность.

Однако отец не заметил оговорки Кассии. Он, казалось, задумался совсем о другом.

– Коль ты уже и сама об этом спрашиваешь, пришло тебе время узнать, – ответил он наконец. – Твоего прадеда звали Квинт Кассий Пармензис, и он действительно был пятым мальчиком в своей семье, о чем и говорит его личное имя.

– Я никогда о нем не слышала, – удивленно произнесла Кассия, забыв поднести только что взятую со стола оливку ко рту. – Где же в ларарии его маска?

Ларарием назывался шкаф, где стояли статуэтки фамильных ларов – духов-покровителей домашнего очага, – и хранились восковые маски предков. Кассия иногда с интересом рассматривала их. На каждой было запечатлено какое-то выражение лица, и было понятно, что ваятели не делали слепков с лиц умерших, а изображали этих людей такими, какими те были при жизни – веселыми, задумчивыми, гордыми, чванливыми.

– Квинта Кассия Пармензиса там нет, – сказал отец. – Он потерял право на посмертную маску, когда поддержал Антония и выступил против Октавиана.

От неожиданности Кассия резко вскочила, опрокинув чашу с финиками. Та с грохотом упала на пол и раскололась на два черепка, растеряв свое сладкое содержимое.

– Значит, мы противники цезаря…, – прошептала девочка, помертвев. В солнечном сплетении стянулся невидимый жгут, в уме зашевелились воспоминания о темном сыром подвале и глухих голосах стражников, сидящих на каменных ступенях.

– Нет, нет, дорогая моя! – успокаивающе заговорил Секст Кассий и привлек дочку к себе. – Цезарь был утвержден сенатом, и мы безусловно признаем это решение.

– Расскажи о Квинте, – попросила Кассия, ежась и прижимаясь к отцу.

– Под его началом был целый флот, и он двинул его, чтобы поддержать Антония в решающем сражении.

– Ты говоришь о битве при Акциуме? – догадалась Кассия.

Отец улыбнулся.

– Какая хорошая у тебя память! Запоминаешь все, что тебе рассказывают учителя. Жаль, что боги не одарили твоего брата такими же способностями. Да, я говорю о той битве. После поражения ему удалось бежать в Афины. Там его убили по приказу Октавиана.

Кассия заметила, что отец не назвал Октавиана Августом, т.е. «Священным».

– Поэтому, – заключил отец, – маски Квинта Кассия у нас нет, говорить о нем не принято, его стихи – он был замечательным поэтом-трагиком – уничтожены, и даже его личное имя – Квинт – мы больше не используем. Оно в нашей семье запрещено, так же, как и имя «Марк» в семье потомков Марка Антония. Но мы с тех пор всегда называем старших сыновей Секстами, «шестыми», потому что, несмотря на запреты, помним, что мы пришли в этот мир после нашего предка, звавшегося Квинтом, «пятым». Таким образом мы чтим его память. А чтить нашего предка мы должны, ибо он пытался спасти республику от тирании. Еще до гражданской войны он участвовал в заговоре Брута и Кассия.

– Как?! – удивилась девочка. – Квинт был тем самым Кассием, который вместе с Брутом убил Юлия Цезаря? Но этого не может быть: тот Кассий был не Пармензисом, а Лонгином!

– Ты опять права, – согласился отец, улыбнувшись. – Квинт Кассий Пармский был не самой важной фигурой в заговоре, но он тоже в нем участвовал.

После этого разговора в отношениях между Кассией и старшим Секстом появилась новая, доверительная нотка. Дочь очень серьезно относилась к предостережениям отца о том, что эти беседы нельзя никому пересказывать. По мере взросления она все яснее осознавала необходимость такой осторожности.