Марк Дельта - Римская карусель. Первая книга цикла «Время орбинавтов»

Это был год консульства Прокула и Понтия Нигрина. Спустя очень много лет, если не сказать больше, Кассии Луцилле доведется разобраться с календарем христиан, и тогда, вспоминая события этого года, она сможет назвать его 37-м годом от рождения Иисуса. 16 марта этого года умер Тиберий, завершив 23 года своего правления и не дотянув до 80-летнего возраста. Через два дня сенат утвердил принцепсом 12 12 Принцепс – первый в списке сенаторов. Начиная с Октавиана Августа, этот термин фактически превратился в один из эпитетов императора. его внучатого племянника, Гая Цезаря.

«Так он достиг власти во исполнение лучших надежд римского народа или, лучше сказать, всего рода человеческого», – напишет впоследствии о Гае Цезаре историк Светоний.

Для знати приход Гая к власти означал надежду на окончание эпохи непрерывного страха перед произволом власти. Что же до простого люда, то он был рад новому императору еще больше, перенеся на Гая Цезаря любовь к его прославленному доблестью и благородством отцу, Германику.

Несколько лет назад Германик был отравлен в самом расцвете своей славы полководца и политика, и многие подозревали, что убийство произошло с ведома, если не по прямому приказу, его родного дяди, императора Тиберия, опасавшегося растущей популярности Германика. Старшие братья будущего императора Гая были сосланы вместе с их матерью Агриппиной на пустынный остров в Тирренском море, где все трое вскоре встретили свою смерть. Один из них покончил с собой, другой был заморен голодом. Агриппина жила на острове в нищете и подвергалась постоянным издевательствам и побоям со стороны центурионов. Однажды от удара в лицо она потеряла глаз. Обстоятельства кончины супруги Германика остались невыясненными, но ходил слух, что она добровольно довела себя до смерти голодом.

Теперь выживший представитель этой всенародно оплакиваемой семьи стал цезарем, что выглядело восстановлением справедливости по воле всемогущих олимпийских богов.

С еще большей радостью встретила приход к власти 24-летнего Гая Цезаря римская армия, с особым трепетом чтившая память справедливого и победоносного Германика. Многие ветераны, воевавшие в лесах Германии, помнили Гая ребенком, когда он жил в военных лагерях, повсюду сопровождая отца. Будущий цезарь ходил тогда в уменьшенной копии солдатской формы, и за маленькие легионерские сапоги его с тех пор и прозвали Калигулой, т.е. «сапожком».

«Народ по пути встречал его густыми ликующими толпами, с алтарями, с жертвами, с зажженными факелами, напутствуя его добрыми пожеланиями, называя и „светиком“, и „голубчиком“, и „куколкой“, и „дитятком“. А когда он вступил в Рим, ему тотчас была поручена высшая и полная власть по единогласному приговору сената и ворвавшейся в курию 13 13 Имеется в виду Юлиева Курия – здание, где заседал римский сенат. толпы», – будет писать о Калигуле Светоний.

О том, что Гай Цезарь публично объявил конец эры доносительства, Секст Кассий узнал от своего друга, Авла Курция. Семьи Кассиев Пармензисов и Курциев уже несколько поколений связывали узы гостеприимства.

– Повтори же, мой Авл, то, что ты только что сказал, – попросил его изумленный Секст.

– С удовольствием повторю это хоть сто раз! – воскликнул Авл, фыркая, зачерпывая воду обеими ладонями и плеща ее на свое одутловатое лицо и толстую шею. Он стоял в теплой воде бани в эсквилинском доме Секста Кассия, где наслаждался купанием вместе с хозяином дома и его братом Публием. – Принцепс помиловал всех осужденных и сосланных по всем обвинениям, возбужденным на основании доносов.

– В это нелегко поверить, – проговорил Публий Кассий Пармензис, младший брат Секста, лежа на топчане и постанывая от удовольствия под сильными руками плечистого бритоголового раба, массировавшего ему спину. Публий был неисправимым сибаритом, и что-то в его чувственных губах показывало, что меланхоличность Секста ему совершенно несвойственна.

Секст Кассий сидел на ступеньках, ведущих в бассейн с подогретой водой, и от этого Авл рядом с ним казался не таким малорослым, как обычно. Члены семейства Курциев уже не в первом поколении оправдывали смысл своего родового имени 14 14 Курций (Curtius) – от латинского curtus, «укороченный, срезанный». .

Купальня была освещена яркими огнями стройных, достигающих в высоту половины человеческого роста, бронзовых светильников. Над поверхностью воды клубился пар. В некотором отдалении от взрослых плескались, обсуждая что-то со смехом, их сыновья: Секст Младший, которому уже было шестнадцать лет, сын Авла, Кезон и двое сыновей Публия – четырнадцатилетний Гней и восьмилетний Агриппа. Кезон был ровесником Секста. Невысокий, как все Курции, он, в отличие от толстого и неповоротливого Авла, был худ, жилист и как-то весь подобран, словно в любой миг ожидал нападения сзади.

Мальчики недавно пришли в купальню из гимнастического зала, уступив его свои сестрам. Все они были коротко и аккуратно пострижены, как и их отцы.

– И это еще не все, – продолжал Авл Курций. – Гай объявил на Форуме в присутствии большого стечения народа, что для доносчиков, как он выразился, его слух закрыт. Документы, относящиеся к делам матери и братьев, он сжег на глазах у всех, призывая в свидетели небожителей и клянясь, что ничего в них не читал и не собирается никому мстить за судьбу своей семьи.

Старшие мальчики, уловив отдельные его слова, подплыли к ним, подняв брызги, и теперь с интересом слушали разговор взрослых. Волны на поверхности воды постепенно успокоились, превратившись в мелкую зыбь.

– Теперь все вдруг осмелели. Вчера дрожали перед Тиберием, а сегодня открыто порицают его, – заметил, вставая с топчана, Публий.

Секст Кассий кивком головы отпустил раба и, дождавшись, пока тот исчез в одной из арок, соединявших купальню с другими частями дома, произнес с нажимом:

– Друзья мои, забывать об осторожности нельзя! Настроения цезаря могут легко перемениться, не говоря уже о том, что у нас и сейчас нет особых причин верить в его искренность. К тому же мы все понимаем, что ни один цезарь, даже самый добродетельный и справедливый, – каковым я отнюдь не считаю Гая Калигулу, – едва ли устоит перед соблазнами неограниченной власти.

Перехватив его взгляд, Авл с удивлением спросил:

– Ты ждал ухода раба, прежде чем это сказать, мой Секст?

– Разумеется, – подтвердил Секст Кассий. – Глупо призывать к осторожности, не проявляя ее. Конфискация имущества на основании доносов уже доказала свою действенность при Тиберии, который, надо сказать, отличался невероятной скупостью и денег не транжирил. О Калигуле же, напротив, известно, что он проводит жизнь в пирах и увеселениях. Если он промотает состояние, оставленное ему дедом, то тем более прибегнет к этому испытанному средству. И тогда каждому припомнят неосторожные слова, произнесенные в эти радостные дни! Многим же, в придачу, припишут и то, чего они никогда не говорили!