Геннадий Тарасов - Призрачный мой дом

И точно. Тот резко свернул к столовой, подлетел к двери и схватился за ручку. Раздался грохот дерева, дребезжание и звон стекла.

– Да что такое? Как же так? Откройте, я есть хочу! Не понимаю, я же успевал! Откройте!

За стеклом двери показался силуэт в белом, который замахал на Билевича руками, а потом еще потыкал пальцем в часы на запястье.

– Что значит – закрыто? Как это завтра? До завтра я не доживу! – отреагировал Антон на неслышимую отповедь из-за двери.

Фигура еще раз махнула на него рукой и растаяла в глубине помещения.

Серж, остановившись на аллее напротив столовой, ждал, чем закончится попытка отдельно взятого человека получить свой ужин. Когда развязка наступила, он помахал ему рукой.

– Присоединяйтесь, капитан!

Антон подошел к Сержу. По пути он еще пару раз оглянулся, словно не веря, что так нехорошо получилось и ужина не будет.

– Нет, уже не откроют. У них с этим жестко, – развеял сомнения и надежды приятеля Серж.

– Здорово! – Антон потянулся для основательного рукопожатия. Прямая челка, под ней добрые с грустинкой глаза, пухлые губы, розовые щеки и довольно тяжелая нижняя челюсть с ямочкой на подбородке – вот, таков он, Антон. – А ты что, тоже? Без ужина остался?

– Нет, я отужинал сразу после открытия. Но вообще, бывало и такое. Их уговаривать бесполезно, если закрылись, то все. Предлагаю идти в кафе, в ГДО. Там хоть можно взять пива и рыбы, а больше все равно некуда.

– Как это унизительно, зависеть от желудка, – с достоинством и несколько высокопарно сказал Антон. – Но я вынужден есть, чтобы жить. Веди, мой друг, куда знаешь.

С последним его утверждением трудно было спорить, но вообще-то парень тут несколько лукавил.

Серж не являлся близким другом Антона, но знал его неплохо. Первые полгода в гарнизоне, которые Сержу пришлось прожить в общежитии, они были соседями и, можно сказать, приятельствовали. Общага, это особая история, которая надолго сближает людей, и даже роднит. А с тех пор, как Серж переключил свой досуг и свое внимание на городские рестораны, они и там частенько сталкивались. Но, в отличие от Сержа, который тоже любил хорошо и вкусно поесть, но не делал из еды культа, Антон был явным гурманом. Поэтому ел он, конечно, чтобы жить, но и жил в значительной степени для того, чтобы есть. Что по нему, кстати, было заметно. Кроме того, он эстетствовал в меру своих сил и возможностей, посещая концерты, театральные постановки и выставки, что по меркам провинциального, хоть и областного города имело значение, и было замечено. Но женщины его интересовали в значительно меньшей степени.

– Нет, – говаривал он Сержу, – я повременю. Пока. Не хочется рисковать. А жену следует искать в столице, брать из хорошей семьи да со связями. Начальство-то все в основном там проживает…

Вот, кстати, в этом с ним Серж был полностью согласен, насчет жены и прочего, потому что имел свой схожий план, как ему войти в элиту жизни, в элиту Вооруженных сил. Как говорится, плох тот лейтенант, который не мечтает жениться на генеральской дочке. Но, при этом, он любил женщин, любил рисковать и не желал откладывать на потом. Жизнь – лотерея, неизвестно, как она сложится завтра. И, может быть, будешь жалеть, и клясть себя за упущенный шанс, но возможности вернуть его назад уже не будет. Никогда.

Билевич служил в секретной части, в батальоне особого назначения, БОНе. В гарнизоне таких как он не слишком любили – за более высокую зарплату и кажущиеся тепличными условия службы, называли молчу-молчу и ни о чем не спрашивали, потому что они все равно не отвечали. Жизнь под подпиской о неразглашении имеет свои прелести. И особенности. Сказанное слово неизбежно отзовется, где-то, когда-то, поэтому лучше помолчать.

Этим летом Антон тоже поступал в академию, в ту же самую, что и Серж. Но у молчунов там был свой факультет, который назывался несколько завуалированно и отвлеченно – ПРИС. Подготовка руководящего инженерного состава. В столице они пересекались всего пару раз, но то, что оба поступили и через короткое время уедут отсюда, может быть, навсегда – эти обстоятельства их, безусловно, сближали.

– Знал бы, что такая беда случится, переоделся бы, – сказал с сожалением Антон. – Не люблю в форме по злачным местам ходить.

– По злачным и не нужно, – согласился Серж. И тут же выдвинул контраргумент: – Но мы-то идем в Офицерское кафе, которое находится в Доме офицеров! Чуешь, как звучит? Ощущаешь, гордость в груди от этих слов?

Антон фыркнул в ответ. Имелась у него такая привычка, отфыркиваться и отдуваться, выражая презрение или несогласие.

– Да уж… Гордость и предубеждение. А ты сам-то зачем в ГДО плывешь? Тоже пивка решил попить?

– Корабли и капитаны, вроде меня, не плавают, а ходят. Пивка я, кстати, уже слегка того, употребил. Нет, на самом деле, мне нужно кое-кого встретить, одного старого друга. А где его найти, не знаю. Вот и решил с центра начать поиски. А где у нас центр общественной жизни? Правильно, там, где пиво наливают…

– Мне кажется, это явная натяжка. Кстати, хорошо, что тебя встретил, может, просветишь… Что там у вас произошло сегодня, на КП? А то слухи разные ходят…

– Молчу-молчу! Ну, ты понимаешь…

– Что, так серьезно?

– В общем, да.

– Что же дальше будет? Во что выльется?

– Черт его знает, – Серж пожал плечами. – Может быть, расстреляют не всех, а каждого второго, или даже только третьего…

– По законам военного времени?

– Точно так.

– Ух ты! Ну и дела…

Притихшие, они подошли к вождю на высоком постаменте. Бронзово-зеленый, он сжимал в руках картуз и смотрел вдаль – где-то там окопалось предсказанное им светлое будущее и все никак не желало переходить в наступление. Вождь грустил из-за этих обстоятельств, и даже немного злился – все же они портили его реноме. Взгляд его был суров и сосредоточен, а на тех, кто копошился у его ног, он внимания не обращал. Те, которые внизу, платили ему той же монетой. Обойдя памятник, как течение обтекает камень, с двух сторон, они вступили под высокий монументальный портик с колоннами. Преодолев совместными усилиями сопротивление мощной пружины, открыли трехметровую дубовую входную дверь и, проскользнув в нее, оказались в фойе Дома офицеров.

Свет внутри был приглушен, по случаю понедельника танцев и других массовых культурных мероприятий не намечалось. Пахнуло затхлой влажностью плохо отапливаемых в зимний период казенных помещений, этот дух, возникнув, не исчезал никогда. Налево от входа, лишь подняться на пару мраморных ступенек, за стеклянными дверьми располагалось то самое фойе с колоннами и зеркальным шаром под потолком, про которое Серж сегодня уже вспоминал. Эти двери оказались закрытыми, и за стеклами царила тьма. А вот справа дверь под вывеской "Офицерское кафе", как всегда, была распахнута, за ней сиял свет и раздавался какой-то гул, словом, ощущалась жизнь. Кислый пивной запах вытекал из двери густыми волнами, точно смоляной вар из бочки.