Максим Курочкин - Аниськин и шантажист

– А вы кто? – уж совсем бестактно поинтересовался Кирилл.

– Ничего-ничего, – предупредил его извинения ветеринар, – я человек незаметный, меня никто с первого раза не запоминает. Я отец Калерии, Иван Федорович Белокуров.

– Отец Калерии? – повторил Кирилл медленно.

Надо же! Кажется, Костик говорил, что что отец медсестры – водитель, а не ветеринар? Странно.

– Калерия у ехала в город, скоро вернется, – повторил Иван Федорович, пытаясь заполнить чем-то неловкую паузу.

– За бинтами? – догадался Кирилл.

– Нет. В кафе какое-то, – пожал плечами отец девушки. – Все время забываю, в какое. Может, кормят там хорошо? Больно уж часто катается. Замуж ей надо.

– Не припомните хотя бы приблизительное название кафе? – сам не поняв зачем, задал вопрос Кирилл.

– Что-то про дружбу народов. Не то Международное, не то Интернациональное.

– Интернет-кафе? – не подумав, ляпнул Кирилл.

– Во-во, – обрадовался Иван Федорович. – Именно интеренет. Только вы не говорите, что я вам рассказал, – тут же стушевался он, – она очень просила меня никому не говорить. Я и вам только потому, что дочка вас любит. И вы не причините ей зла.

"Любит… интернет-кафе… не причиню зла… любит… постоянно мотается… странная стала… любит… " – крутился незамысловатый хоровод из обрывков фраз отца Калерии в голове Кирилла. Услышанное так его потрясло, что он совершенно забыл про собеседника. Иван Федорович немного потоптался на месте, поправил шапку и тихо ушел. Он привык, что на него редко обращают внимание.

Кирилл заспешил домой. Неизвестно еще, когда придет Калерия. Он обязательно должен быть дома к ее приходу. Калерия пришла вечером. Она уверено, как дома прошла к буфету, выудила оттуда старенькую алюминиевую кастрюльку с одной ручкой и стала выкладывать из кастрюли, принесенной с собой, жаркое. Потом укутала кастрюлю старым ватником, убрала все лишнее и только после этого обратилась к Кириллу.

– Хорошо, что еще на рассвете мясо приготовила. Сейчас только картошку начистила, да все вместе потушила. Ты сейчас поешь, или подождешь?

Как ни ждал ее Кирилл, растерялся.

– Сейчас.

Тут же он представил, как придется есть при Калерии, сглотнул слюну и взял себя в руки.

– Подожду.

– Смотри, а то простынет. Раздевайся, я тебя послушаю.

– Да чего там слушать, – махнул рукой Кирилл, – обычный насморк. Мне даже неудобно. Или вы тоже, как ваш отец, скажете, что последствия насморка ужасны и необратимы?

– Скажу. Только не насморка, а воспаления легких. Купание в ледяной жиже и пневмония – близнецы-сестры, если вы не морж и не губернатор.

– А какая связь между моржом и губернатором? – не особо удивился осведомленности девушки Кирилл.

– Одни различия. Морж купается в проруби ради собственного удовольствия, а губернатор ради позерства.

– А я? – не удержался Кирилл.

– А вы из доверчивости. Давно пора понять, что у сестрички переходный возраст, и находиться рядом с ней все равно, что пытаться поужинать тротиловой шашкой вместо сосиски.

– Вы уже знаете? Зачем она так со мной?

– Не сердитесь на нее. Девочка не так уж и виновата. Просто еще в раннем детстве ей приснился дивный сон. И с тех пор она живет только мечтой о воплощении этого сна в реальность. Для этого и копит деньги. Ей, глупышке, заплатили за то, чтобы она утопила вас в проруби. Вот она и согласилась. Но она имеет право на снисхождение. Топила она вас без риска для жизни. Исход был бы гораздо печальнее, если бы она привела вас к Чертовому Омуту и утопила там. Чертов Омут – опасное место.

– И что за мечта? – спросил Кирилл почти без интереса в голосе.

Сейчас он мог думать только о заказчике покушения. Кто он? Знает ли Калерия о том6 кто нанял ее сестру?

– Девочке приснилось, что она плюнула в Ниагарский водопад.

– Что-о-о?

– И теперь она копит деньги на поездку в Северную Америку.

Пока Кирилл пытался осмыслить услышанное, Калерия произнесла самое главное.

– И на Савскую не сердитесь. Скоро весна, у нее обычное обострение. Бедные шизофреники и так мучаются в межсезонье.

Из лекций Виктора Августиновича Кирилл понял, что человека, начавшего откровенничать, прерывать нельзя. Если он почует интерес к своим словам, то может либо замкнуться, либо перейти на сплошные эмоции. Поэтому он молчал, с участием смотря девушке в глаза.

– А насчет денег не бойтесь. Я убедила девочку вернуть гонорар, который заплатила ей Ариадна Федоровна за покушение на вас.

– И как вам это удалось? – с содроганием вспомнил Кирилл алчный взгляд девчушки.

– Легко. С сказала, что нельзя идти к мечте через обман. Непорядочно брать деньги за работу, которую не выполнила. Савская просила замочить, а не намочить вас.

– Спасибо, – дурашливо поклонился Кирилл, – надеюсь, вы не предлагали девочке добить меня из честности?

– Я же медсестра, – без улыбки ответила Калерия, – и я все-таки обязана вас послушать и осмотреть. Задерите рубашку.

У Кирилла не было оснований не верить Калерии. Во-первых, он ее ни о чем не спрашивал. А если человека не спрашивают, то зачем ему врать? Только затем, чтобы перевести подозрение с себя на кого-то другого.

– Где вы были, Калерия, – произнес одними губами он.

Сейчас девушка стояла напротив него. Стояла она близко-близко, насколько позволяла трубка фонендоскопа.

– Не разговаривайте. Вы мне мешаете. И не дышите.

Кирилл набрал в легкие побольше воздуха и раздул щеки. Калерия сосредоточенно прислушивалась к звучанию организма юноши и тихо шевелила губами, словно повторяла таблицу умножения. Она была так близко, что дыхание ее слегка шевелило вихор Кирилла, а аромат тела обволакивал его подобно коварной и всепроникающей тьме из «Туманности Андромеды».

– Все с вами в порядке, – наконец подняла она глаза, – будете жить. Пейте витамины и полощите горло на всякий случай. А где я была – касается только меня и еще одного человека. И этот человек – не вы.

«Дарагой Рыбий Глас! – выводил нетвердой рукой малец с измазанной фиолетовой пастой мордашкой. – Спасиба тебе за папку. Вот уже месяц, как папка и пальцем не забижает мамку. Вчера, правда, она плакала, но говорит, что от радосте. А знаешь, какая радасть? Папка вчера на нее гавкнул, а она на него вобратную. А он даже и ничего. Мамка сказала мне наушко, что теперь на него всегда гавкать будет, если и он на нее первый начнет. Приходи к нам чай пить, если тибе разрешат. А лучше я тебе завтра к вечеру в почтовом ящике жувачку положу. Если жувать тебе нечем, то хоть наклейка пригодиться. А у тибя дети есть? Я бы хотел с ними дружить. Это ничего, что они не человеки, главное, чтобы говорить могли. А если и говорить не могут, то ты их писать научи. Ниабизательно так красиво, как ты, я же тоже никрасиво пишу. Главное, чтобы понятна. Я тибя люблю, Рыбий Глас. Ты хороший. Досвидания. Павлик».