Максим Форост - Вперед, государь! Сборник повестей и рассказов

– Эй, что же ты делаешь? – всполошился Сокол. – Конь-Ветер, а спотыкаешься! Будто какую-то неправду чуешь?

– Я люблю тебя, – торопливо поклялась Солнце. – Слышишь, Чудо-Конь, я люблю его!

Конь услышал и успокоился. Смирился. Конь снова летел над пустынями, потом над реками и над студёными озёрами. Верхушки деревьев порою щекотали Чудо-Коню брюхо.

– Спасай меня, Месяц мой, спасай от самой себя! – такой странный сегодня голос у Дивы-Солнца. Прея уткнулась в плечо Месяцу и зачастила: – Сокол мой, я так ждала, так ждала тебя. Сердце кровью обливалось, алело, горело. Как рябинник рябиновой ягодой. Ох, что я наделала! Лишь бы тебя, Финист, дождаться.

Месяц отвел от её лица волосы. Она была близкая и осязаемая – его Краса Несравненная, его мечта, его бред, умопомрачение Балды-Покатигорошка. Вот же она – из плоти и крови, пахнущая росой и кошеной травой. – «Разве травой пахла Прея-Солнце?!» – он заглянул ей в глаза. Вот, даже взгляд у Солнышка был другой. У Месяца в груди сердце на мгновение остановилось, заморозилось, и… как оттаяло.

Этот взгляд – так ему показалось, почудилось, ничего более! – подходил совсем другим глазам. Тем, что на узеньком, чуть бледном лице одной милой полудницы.

– И я тоже люблю тебя, Солнце! – он поспешил горячо выпалить это Царевне.

Про него, про ленивого Пастуха, говорили, что он изменил Солнцу с той самой полудницей. Неправда. С ней было всего лишь хорошо и спокойно. Они вместе смотрели на реку. Есть на небе волшебная река, что видна даже с земли, люди зовут её Млечным путём. Возле реки встречаются влюблённые и смотрят, как играют на ней воды. – «Ах, как же её звали? – он силился вспомнить. – Какая-то Звёздочка – Ночная или Полуночная? Рысица или Волчаница?» – она и Месяц всего лишь вместе смотрели на реку.

– Ты одну меня любишь? – настаивала женщина в розовом платье, женщина, которую он прижимал к груди. – Правда же, Месяц? Ты любишь только меня и никакую другую?

– Д-да, – неуверенно выдавил Месяц. И почему не прядёт ушами Чудо-Конь, слышащий неправду? Ах, как некстати, как не ко времени эти воспоминания! Из-за них он опять стал ленивым Пастухом, меланхоличным и мнительным, а не решительным и скорым Громовником.

Чудо-Конь, когда увидал Диву-не-Диву, то растерялся и задел стальной подковой гремучие струны. А те запели громами и водопадами, и Вихрь Ворон Воронович где-то далеко обернулся на гром:

– Ты слышал? – в тот час Ворон был на войне. Он только что казнил, а наказнившись всласть, вдруг миловал. Только что молотом заковывал в лёд целые города, угнетал их мраком и вдруг отпускал. Тьма отступала, лёд в городах таял и разбегался ручьями.

Что-то растаяло в стылой душе Ворона. Конь-Огонь только дивился ему, нынешнему:

– Слышу, – согласился конь. – Это твои Чертоги гремят, будто вешней водой исходят.

– Поворачивай! – в крике Ворона прорезался стон, он стал охаживать коня плетью. – Это Месяц! Месяц увёз моё Солнце… – за плечами Вихря-Ворона снеговая туча пролилась дождём и плачущей капелью. – Да торопись же ты, сыть волчья!

Конь-Огонь навострил уши:

– Беда, – не стал спорить, – был Ясный Месяц, я слышу. Увёз и любовь твою – ту, которую ты любишь.

– Дива! – Ворон недослушал его. – Успеем ли мы, Огненный Конь? Догоним ли Солнце?

– Солнце? За Солнцем не спеши, – Конь-Огонь не торопился: – Можно поле вспахать и рожью засеять, всходы взлелеять и колосья сжать, зерно намолотить и муку намолоть, хлеба испечь, досыта наесться и спать лечь. Девять дел сделаешь и то догонишь! Солнце догнать – не хитрость.

– Зубы мне заговариваешь?!

– Вот, слышу, и Хорт у тебя дома ощетинился – обман чует.

Стелются под брюхом Огня леса, катятся горы, мелькают города и вьются реки. Внизу, где дрожит рябинник, выросший из крови и ревности, скачет Чудо-Конь с седоком и спасённой пленницей. Вот – вскинули головы, заполошились. Женщина соскочила на землю, заметалась, всадник нелепо закружил возле рябинника.

– Ты его видишь, Огонь? – выкрикнул Ворон. – Ух, как горит! – он зажмурился. – Уж не сам ли меч Молния в руке у юноши? – Ворон взмахнул молотом, словно насмерть ударил воздух возле себя. Воздух взвихрился, закружились тучи, из туч вырвались ветры и едва не выбили из седла Месяца. Конь-Огонь пал на него с неба ливнем с ненастьем. Поникла трава. Чудо-Конь взвился на дыбы и бросился в бой. Громовник что-то отчаянно закричал, замахнулся Молнией-мечом и ударил Вихря в голову. Ворон только зло ухмыльнулся.

Трещали дубы, крошились холмы и горы, паром вскипали и пересыхали реки. Бой не заканчивался. Пленница-беглянка, казавшаяся Солнцем, Всеведовой дочерью, то и дело вскрикивала, забившись в рябинник. Финист бестолково рубил Ворона, а Вихрь лишь хохотал да подставлял под Молнию-меч молот. Вдруг Дива взвизгнула и заголосила: Финист, орудуя Молнией, промахнулся, раскрылся, и Ворон зацепил плечо Сокола. Всего один удар молота – легонький, скользящий, и не в грудь, а лишь по плечу, удар, что сковывает реки и обращает в лёд города. Сокол-Месяц без крика и стона замер, закаменел, со звоном выронил меч и грузно упал в шаге от рябины. Вихрь-Ворон подобрал с земли Молнию-меч и взвесил его в руке, недобро сощурившись.

– Ворон, не надо!

Ворон не оглянулся. Солнце за его спиной заходилась в крике. – «Строптивая Всеведова дочка осознала, наконец, что натворила», – протекла едкая мысль.

– Не руби его, Ворон!!! – крик, жалобы, мольбы впились в уши.

Ворон, стиснув зубы, махнул мечом и принялся рубить каменного Месяца в крошку. Иногда он, крякая, наклонялся, зачерпывал горстями осколки и швырял их в рябиновые заросли. После распрямился, вытер ладонью лицо и туда же, в рябину, выкинул меч Молнию.

– Собери его, Ворон, собери, как было! – обезумев, вопила солнечная Царевна. Ворон медленно обернулся на её крик и замер, будто бы только что увидел её.

Она ещё долго молила его. Кричала даже тогда, когда Ворон увозил её, силой усадив на Огненного Коня перед собою. Конь-Огонь смерчем летел назад в Зимние Чертоги, а эта девчонка, Стихия светлого Солнца, вопила и стенала, как будто у неё и в самом деле произошло горе…

В ледяных Чертогах, где морозным инеем сияет пламя в серебристом камине, Ворон Воронович вихрем носился по зале:

– Ты же любила меня, Прея! Ты отдалась мне сама, по любви! Я это почувствовал. Ведь я не принуждал тебя, Дива!

Лжедива в голос рыдала, закрывая лицо руками:

– Ненавижу! Ненавижу тебя… палач, душегуб.

Чёрный плащ крыльями взвился в воздух:

– Вон отсюда!!! – клыкастый пёс Хорт клубком шерсти вылетел вон из зала. – Когда ты любила меня в ту нашу ночь, когда отдавалась мне, ты тоже так думала: пускай придёт Месяц и убьёт его?! Да? Вы же – два светила, вы же – Солнце и Месяц! А я – кто? Мрак, чернота, лютая зима! Со мною рядом Солнцу и быть-то кощунство! – взъярился Ворон. – Что, угадал?! О-о! Я – Кощун, Кощей, ведь так? О-о, у природных Стихий имён так много… Стало одним больше!