Евгений Лукин - Портрет кудесника в юности

Утреннюю приборку помещения Глеб начал с того, что, ухватив за шкирку астральную сущность Калиостро, натыкал её носом в астральную лужицу, происхождение которой было очевидно и сомнений не вызывало. Далее, запихнув котяру в его дрыхнущую на пыльном мониторе материальную оболочку (немедленно проснувшуюся и заоравшую), юноша привёл в порядок энергетику, размёл по углам мелкую потустороннюю живность и, возвратившись в своё физическое тело, бодро спрыгнул с топчанчика.

Вскоре поднялся и сам Ефрем. Хотя вряд ли он спал – скорее тоже шастал по тонким мирам (в противном случае его бы неминуемо разбудил оскорблённый кошачий вопль). Кудесник сел на койке, окинул прищуренным оком прибранную комнатёнку и, одобрительно хмыкнув, покрутил носом, внимая плывущим из кухни умопомрачительным ресторанным запахам. Глеб варил пшёнку.

Дело в том, что ученик чародея изобрёл оригинальный способ экономить на еде: зайдя в супермаркет и убедившись в отсутствии поблизости цыганок или, скажем, каких-нибудь духовидцев, которых в Баклужино пруд пруди, он попросту изымал астральную сущность из наиболее аппетитного лангета, с тем чтобы позже вложить её в пшённую кашу. Ефрем, разумеется, догадывался, в чём суть, но предпочитал смотреть сквозь пальцы на проделки бойкого ученичка.

Впрочем, ничто не ново под луной. Вы и сами наверняка не раз удивлялись тому, что свежий, полчаса назад купленный эскалоп оказывается на вкус не лучше картона. Видимо, нехитрый этот приёмчик использовался не одним поколением кудесников, так что в патенте Глебу скорее всего отказали бы. Не случайно ведь, пытаясь однажды тем же способом обезвкусить потребляемую Ефремом водку, хитроумный ученик чародея никакой астральной сущности в ней не обнаружил. Профаны такую водку называют палёной.

Пока завтракали, Глеб бросал на Ефрема осторожные взгляды, явно что-то прикидывая. Кажется, кудесник пребывал в добром расположении духа, и этим надлежало воспользоваться. Покончив с трапезой, он удалился в комнату. Глеб последовал за ним, прихватив пакет с приворотным корешком и неразборчиво исписанный листок, смахивающий слегка на аптечный рецепт. Вообще следует заметить, что в смысле запутляканности почерка врачи и колдуны вполне достойны друг друга.

– Слышь, Ефрем… – застенчиво начал Глеб. – Я тут один спелл кастанул. Вернее, не кастанул еще…

– Что-о?! – вскипел чародей, оборачиваясь. – Ты где этой гадости нахватался? Я т-те такой спелл кастану – астрала не взвидишь!

Иноязычных словес он на дух не переносил.

– Родной речи мало? – гремел Ефрем. – Чтобы я больше от тебя такого не слышал! «Марихуа-ана», – язвительно передразнил он кого-то. – Ну почему попросту не сказать: иван-да-марья?..

Здесь, конечно, старый колдун перегнул. Да, наплыв чужеземных речений – бедствие, но оно вызвано необходимостью смягчить выражения. Отсутствие иносказаний подчас смерти подобно. В том же Баклужино жулика, к примеру, могут побить штакетником, а на дилера как-то рука не поднимется, хотя это в общем-то синонимы. Опять же слово «главарь» куда понятнее нам и роднее, чем «президент», однако никто в здравом уме, будь он хоть трижды патриот, такой замены не потребует.

Тем не менее бушевал Ефрем долго и громко. И всё это время Глеб Портнягин, терпеливо переминаясь, стоял перед ним в позе царевича Алексея с известной картины Ге.

Наконец гроза пошла на убыль.

– Так какой ты там спелл кастовать собрался? – ядовито осведомился кудесник.

Глеб шмыгнул носом и развернул бумажку.

– Тут это… пенитенциарная магия…

– Петиционная, что ли? – брюзгливо переспросил Ефрем.

– Ага, – торопливо исправился Глеб. – Петиционная…

– А корешок зачем?

– Н-ну… на всякий случай.

– Положь обратно, – буркнул старый чародей и, пока юноша выполнял приказ, углубился в тезисы. – Ну и что ты тут наворотил? – накинулся он на вернувшегося ученика. – Мало я тебе хренОв за клептокинез выписал?

Глеб зарделся, потупился. Действительно, за клептокинез ему в прошлый раз влетело по первое число.

– Нет, ну я ж теперь по-честному… – возразил он обиженным баском. – Выиграет сусловский «Ливерпуль» у нашей «Албасты» – курить брошу…

Чародей с жалостью глядел на юношу.

– Заруби себе на носу, – проникновенно молвил он. – В профессиональный футбол лучше не лезть. Там уже всё схвачено. Там такие колдуны работают – не тебе чета… И второе: никогда не ставь условий. Курить он бросит! Этого, знаешь, ни одна стихия не любит…

– А если наоборот? – поспешно предложил Глеб. – Курить брошу прямо сейчас, а взамен попрошу… – Он взглянул на кислую физию учителя и, смешавшись, умолк.

– Да пойми ты… – мученически кротко принялся втолковывать кудесник. – Вот обращаешься ты к стихии. А что такое стихия? Ту же растительность возьми… У каждой травинки свой трепет, свой колотун. Слабенький, правда, но… Травинка к травинке, трепет к трепету – и, глядишь, рождается из общей дрожи – что? Правильно, единая душа. Коллективное бессознательное. Юнга читал?.. А теперь прикинь, сколько у нас травы. А деревьев! А мхов, а лишайников всяких! И этой стихии ты ставишь какие-то условия? Да она – природе ровесница! Что ей твое курево? Тьфу!..

Юноша мрачнел на глазах.

– Значит, не надо, говоришь?..

– Да почему ж не надо? – удивился Ефрем. – Надо! Я ведь тебя, упёртого, знаю: пока шишек не набьёшь, не успокоишься. Решил с куревом завязать? Завязывай. Оно и для здоровья полезней… Только учти, просьбой на бумажке тут не обойдёшься. Такое положено вслух колдовать и под музыку… – Он не глядя ткнул пальцем в угол, где валялся изрядно пропылившийся туттут – местная разновидность тамтама, только чуть поглуше. – И определись, к какой стихии будешь обращаться. А то ведь у каждой свой ритм – в него ещё попади попробуй…

– И попробую! – буркнул Глеб.

– Попробуй-попробуй… Когда, говоришь, матч?

– На той неделе.

– Вот на той неделе и посмеёмся…

Понятно, что неделя выдалась шумная. Ритмические упражнения Глеба достали даже Калиостро – котяра покинул налёжанный монитор и ушел в форточку. Угрюмая хыка отступила в чёрные подкроватные глубины, где, вполне возможно, таился лаз в иное измерение. Потом начал запинаться вентилятор – барабашка то и дело сбивался с такта. Один лишь Ефрем Нехорошев, казалось, был доволен происходящим и веселился от души, глядя на серьёзного старательного ученика.

– Слышь, Глеб! – поддразнивал он. – А ты знаешь вообще, откуда слово «спорт» взялось?

– Из Англии…

– Хрен там – из Англии! От нашего слова «спортить». Был мужик – как мужик, землю пахал, а спортили – смотришь: полоска сорняком поросла, а ему и горя мало – знай себе мячик пинает… Ну чего уставился? Барабань, барабань, не отвлекайся давай…