Анна Фокс - Нам здесь не место

Он встал передо мной, загородив меня своим телом. Я даже не успела ничего понять, а Дилан уже выхватил из моих ослабевших рук нож, и точно так же, как и я, направил его лезвие в сторону противников.

– Отвалите! Сейчас же! – закричал на них он.

Холодного оружия в мужских руках, хулиганы забоялись куда больше, чем в моих тонких девичьих. Они сразу с опаской метнули свои раздражённые глаза на Дилана. Но оба мы прекрасно понимали, что ничего не сможем сделать против троих здоровых парней. Их отвлёк и заставил напрячься лишь эффект неожиданности, внезапности появления моего спасителя. Но когда придут в себя и сообразят, они с лёгкостью смогут выбить из него дух, а потом заняться, как и собирались, мной.

Недолго думая, Дилан схватил меня за руку, решительно шагнул в сторону, не выпуская из виду врага, и по-прежнему направляя на них нож. А потом резко приказал мне:

– Бежим отсюда…. Бежим!

И потянув меня за собой, без сопротивления, как лёгкое облачко, Дилан бросился бежать во тьму. В беспристрастную, объятую властью тишины, мрака и слабого лунного света, ночь.

Глава 6. Двое в чистом поле

Мы бежали что есть сил. Вперёд, быстрее, ещё быстрее по тропе вдаль. И не останавливались. Мы бежали прочь от убежища, прочь от огня, и прочь от людей.

Эти люди… Овцы без пастыря, они словно обезумили. Они стали не просто «каждый сам за себя», они стали животными, которые норовили набить лишь свою собственную утробу. В трудный час мы не сплотились, не стали помогать друг другу, не стали оберегать. Не стали людьми… Когда человек ясно осознаёт, что остался предоставлен сам себе, и превращается в единоличного хищного зверя? Может быть, тогда, когда замечает, что покинут цивилизацией, брошен на произвол судьбы? Какую грань должна переступить ситуация, чтобы в человеке проснулся мародёр и насильник?

Насильник… Это слово вдруг плотно застряло в моей голове. Я знала, что эти парни хотели сделать, я не пыталась себя обмануть. Но только сейчас мне пришло в голову это жуткое слово, которое словно разрезало мою плоть изнутри. И, стоило только моим глазам привыкнуть к темноте и едва начать видеть, как тут же в них проступила обжигающая солёная вода, покрывая рябящей пеленой окружающий мир. Я бежала, запыхавшись, но не останавливаясь, вылавливая мутным взглядом из темноты фигуру Дилана. А из глаз потоком лились слёзы. Он не видел, он бежал впереди меня, не отпуская мою руку. Теперь он держал её ещё крепче, чем раньше.

Но в момент, когда он в очередной раз с опаской оглянулся, он заметил, как слёзы струятся по моему лицу. Дилан сразу же затормозил и резко обернулся ко мне. Он обхватил руками мои плечи и посмотрел прямо в мои мокрые глаза.

– Эй, – ласково позвал он меня. – Эй-эй, ну что ты? Всё в порядке?

Дилан всё время задаёт мне этот вопрос. И именно тогда, когда не всё в порядке.

Я ощущала, как адреналин замедляет своё сильное и мощное действие в моих венах, а потом исчезает совсем. И в голову начинали проступать ужасные, терзающие мысли. Слёзы хлынули ещё сильнее, я не могла их сдержать. Я не просто плакала. Я зарыдала.

– Почему? – захлёбывалась я. – Почему никто не помог?

Мой голос звучал так странно, глухо и звонко одновременно. Я сама себя не узнавала, но мне было страшно, плохо, жутко, горько и обидно. Потому я не пыталась себя оправдать, а просто поддавалась вспышке эмоций. На меня нахлынула запоздалая волна истерики.

– Почему, Дилан? Там было столько людей!.. За что они так?!

Дилан смотрел на меня, не зная, что сказать. Он очень хотел произнести что-нибудь утешительное, но словно язык проглотил. На его лице отразилась боль.

– Столько людей было рядом! – мой голос срывался на крик, когда я цеплялась дрожащими пальцами за его кофту. – Но никто не пришёл. Никто, кроме тебя, Дилан.

Я разрыдалась ещё больше, слёзы текли по моим разгорячённым щекам и уже смочили ворот одежды. От внезапно подступившей слабости, у меня подкосились ноги, и я безвольно соскользнула на землю. Рухнув на колени, я из оставшихся сил плакала, закрыв мокрое лицо ладонями.

– Никто не помог. Что же это за люди такие? – тихо всхлипывала я. – Боже, что эти парни могли со мной сделать… Что со мной было бы, если бы не ты? Дилан…

Я хотела что-то сказать ему, но запнулась, потому что он сел передо мной и вдруг крепко обнял меня. Его тёплые руки обвили моё тонкое тело, которое неумолимо тряслось от страха. Этот страх только сейчас дал о себе знать в полной своей мере.

– Всё хорошо, – шептал он мне на ухо. – Теперь всё хорошо. Я с тобой. Их тут нет. Всё в порядке. Они бы не тронули тебя.

Он отстранился и бережно взял моё лицо в свою ладонь.

– Всё хорошо, – повторял он. – Я всё равно бы успел. Они бы ничего не сделали, я бы успел, ты же знаешь, – Кого он убеждает, меня или себя? – Они…

И я вдруг увидела, как проступает злость в его глазах. Он с силой сдавил челюсти, да так, что заскрипели зубы.

– Зачем ты вообще туда пошла? – стараясь сдержать себя и говорить спокойно, спросил Дилан. – Зачем? Там же одни ублюдки собрались. Ты что, не видела этого?

– Прости… – только и смогла сквозь слёзы ответить я.

Но он злился не на меня, я знала. Его доводили до исступления негодяи, что добрались до меня. Но я почувствовала себя виноватой, будто я сама нарвалась на них. И я зарыдала ещё пуще прежнего.

Дилан снова обнял меня.

– Я же говорил тебе, никогда не извиняйся передо мной.

– Прости, – снова промямлила я.

Дилан понял, что бесполезно сейчас меня убеждать. И лишь сильнее прижал меня к себе.

– Всё хорошо, Ниа, теперь всё хорошо, – успокаивал меня парень. – Это ты прости. Я не должен был отпускать тебя. Не должен был выпускать из виду.

Он снова отстранился и принялся в ту же минуту вытирать мои слёзы. Его ладони быстро намокали, но он неустанно продолжал это делать, настойчиво повторяя: «всё хорошо, всё хорошо, я с тобой». Дилан вытирал и вытирал мои щёки, пока я наконец не решилась ответить на его действия и не перестала плакать. Глаза прозрели, и именно тогда я заметила блестящую в свете луны кровь на его лице. Она неспешно стекала из треснувшей кожи на брови у виска.

Я сидела на земле, в бессилии опустив руки, и, застыв как статуя, смотрела на него. Он вытирал моё лицо, словно заведённый. Мне показалось, что Дилан чувствует боль куда больше чем я, просто не показывает этого. Но эта боль неотвратимо просачивалась через его действия, через его глаза, через его дыхание. Он задыхался от боли и злости. Он старался, старался, как мог скрыть это от меня, он пытался выглядеть спокойным, хотел меня утешить, приободрить. Но вместо этого я видела его боль во всей её мрачной красе. Дилан готов был разорваться на части, как брошенная граната. Я тихо, будто в замедленной съёмке наблюдала за ним, за его движениями, за кровью, постепенно застывающей на его левой брови, за словами, что срывались с его губ… И будто бы впала в транс.