Юрий Брайдер - Бастионы Дита

— Куда ты клонишь? Говори прямо.

— Не упоминай на Сходке о наших первых встречах, особенно о том, что я вывел тебя из канализации. Запомни, ты самостоятельно нашел выход к отстойнику, а в город вернулся, перебравшись через стену. В каком именно месте, указать не можешь. Не запомнил. Мы встретились случайно примерно двенадцать Сроков тому назад. И с тех пор ты живешь у меня.

— Да хоть объясни, что это такое — ваш Срок?

— Очень скоро ты все узнаешь. — Возможно, мне и почудилось, но в голосе Хавра прозвучало скрытое злорадство.

Хотел я послать его подальше, но не нашел в языке дитсов ругательства, более грубого, чем: «Чтоб тебе в Заоколье жить!» Вместо этого я спросил:

— И когда же состоится ваша Сходка?

— Это будет зависеть от тебя самого. Братская Чаша на разных людей действует по-разному. — Все это звучало в высшей степени загадочно. — Но нужный момент я не упущу, не бойся.

Дом Блюстителей, увенчанный пузатой сигнальной башней, был, наверное, самым монументальным зданием в городе, но с фасада выглядел так, словно давно предназначался на снос. Он демонстрировал не мощь и величие власти, а ее жертвенность и скромность. В низком сумрачном зале, по которому безо всяких помех гулял ветер, вдоль стены стояло шестеро человек разного роста, одетых в одинаковые груботканые накидки. Никто из них не выглядел баловнем судьбы, а некоторые и вовсе имели весьма изможденный вид. Будь у меня с собой что-нибудь съестное, я обязательно бы поделился с ними. Некоторое исключение составлял разве что чрезмерно упитанный кастрат, один из тех, что шуровали в Доме Братской Чаши. Но уж ему-то завидовать — последнее дело.

Одни Блюстители вполголоса беседовали между собой, другие молчали, опустив головы и уронив руки, словно отдыхая после тяжелого труда. Хавр присоединился к ним, а я в одиночестве остался стоять в центре зала, чувствуя, как сквозняк шевелит волосы на моем затылке.

Тем временем какой-то старик приблизился ко мне и протянул здоровенный трехгранный гвоздь, каким скрепляют балки деревянных мостов.

— Покажи-ка, на что ты способен, — весьма дружелюбно предложил он.

Прежде чем он успел опустить руку, гвоздь, согнутый в обруч, уже сомкнулся вокруг его шеи.

— И все у вас в Изнанке такие сильные? — осведомился он, с довольным видом ощупывая ошейник.

— Нет, — ответил я. — Другие куда сильнее. Продолжая добродушно улыбаться, старик вернулся на прежнее место. Мальчик внес поднос с глиняными кубками, судя по всему — пустыми, и Блюстители разобрали их.

— Пора начинать, — усталым голосом сказала женщина, лицо которой было почти скрыто капюшоном, похожим на те, что перед казнью надевают висельникам. — Как можно подробнее расскажи нам об Изнанке. — Это относилось уже ко мне. — Каким способом вы посылаете на нас Сокрушения? Какие силы подвластны вам? Какие планы у повелителей перевертней?

— Я ничего не знаю о том, что вы называете Изнанкой. Большую часть своей жизни я провел, странствуя от одного мира к другому. Совершенно случайно я угодил в это самое Сокрушение. Вот так и оказался здесь.

— Ты лжешь, — все так же устало, но с непоколебимой уверенностью произнесла женщина. — Даже слепец признает в тебе порождение Изнанки. И как ты только посмел явиться сюда, перевертень.

Взглядом я поискал Хавра, но он держал себя так, словно все происходящее вовсе его не касалось. Вот гадина!

— Если вы мне не доверяете, то прогоните прочь. Я пойду дальше своим путем, и вы обо мне больше никогда не услышите.

— Ах, вот чего ты хочешь, — слабо улыбнулась женщина. — Разнюхав здесь все, что только можно, ты намереваешься соединиться с сообщниками. За стенами их бродит немало.

— У меня нет сообщников ни за стенами, ни внутри их. Для меня ваш мир всего лишь ступенька на бесконечной лестнице мироздания. Цель моя неимоверно далека. Задерживаться здесь я не собираюсь.

— О чем ты говоришь? — с укоризной сказала женщина. — Единственная лестница отсюда ведет в Изнанку, мир, являющийся полной противоположностью нашему. И называется эта лестница — Сокрушение. Уйти отсюда каким-либо другим способом невозможно. Это общеизвестная истина. Ты опять попался на лжи.

— Но нельзя же так строго, — вступил в разговор человек, чья жутко изуродованная нижняя челюсть открывала на всеобщее обозрение щербатый рот. — Вполне возможно, он действительно ничего не слышал об Изнанке. Свой мир они, должно быть, называют иначе. Изнанкой для них скорее всего будет как раз все это. — Он обвел рукой зал. — Верно я говорю, любезный?

— Сюда я попал из мира, который сам же назвал Леденцом. Его исконное наименование мне неизвестно. Это океан, сплошь покрытый толстым слоем льда. Там нет ни гор, ни лесов, ни степей. Вообще никаких признаков суши. В нем меня и застало то, что вы называете Сокрушением. Все произошло внезапно. Только что я стоял посреди ледяной пустыни, и вот — меня уже окружает каменный город. Суть случившегося до сих пор остается для меня загадкой.

— В том мире живут люди? — осведомился крайний слева в шеренге Блюстителей, до сих пор не проронивший ни слова.

— Да, дикари, промышляющие рыболовством. Единственное, что они умеют, это вязать сети из рыбьих кишок да мастерить костяные остроги.

— Долго ли ты пробыл там?

— Долго. Родившиеся при мне дети успели подрасти.

— А где ты научился нашей речи?

— Меня учил присутствующий здесь Хавр, Блюститель Заоколья.

— Зачем?

— Чтобы сейчас вы могли свободно беседовать с ним, — с раздражением вмешался Хавр.

— И ты сумел освоить его за столь короткий срок? — продолжал допрашивать меня этот зануда.

— Когда знаешь два десятка языков, освоить двадцать первый уже несложно. Да и к тому же память у меня отличная.

— Кстати, — подал голос старик в ошейнике. — Каковы границы твоих способностей? Как долго ты можешь обходиться без воздуха? Опасны ли для тебя огонь и железо? Подвержен ли ты болезням? Есть ли мера твоим силам? И наконец, смертен ли ты?

— Смертно все, включая небо и землю. Несколько раз я тяжело болел, но всегда преодолевал хворь. Правда, это было давно. Насчет огня и железа ответить затрудняюсь. Зависит от того, сколько огня и какое железо. Совсем без воздуха я обходиться не могу, но в случае нужды умею дышать очень экономно. О других своих способностях распространяться не буду. Их лучше испытать на деле.

— Ты таким родился?

— Нет. Проходя через многочисленные миры, я каждый раз немного менялся. Иногда эти изменения были естественны, иногда — насильственны. Силу мышц и прочность кожи мне даровала любимая женщина, но к этому ее принудил отец, один из величайших негодяев, с каким мне только пришлось встретиться.