Сергей Решетников - Крымские черви

Должно быть, подумала она, ди-джей очень славный парень, раз он так здорово без промаха угадал настроение ее и настроение всей сегодняшней погоды, города, земли и неба, выбрав для эфира Вивальди, а может быть все это потому, что сама музыка хороша.

Осмотрев переполненный людьми зал, чьих голосов, смеха, плача, зевоты и ругани она теперь не слышала, на мгновение Машей овладел испуг – мысль о том, что отец уехал, не поцеловав ее и не попрощавшись, уехал обиженный, что могло быть повлечено ее поведением, и не желая больше видеть свою дочь.

Но нет, отец не уходил. Он шел к ней, неся в руках две дымящие горячим кофе чашки. Скорее отвернув голову, чтобы он не заметил как девочка искала его глазами в толпе снующих при вокзале людей, она приняла прежний гордый и невозмутимый вид, не зная даже о том какой трогательно-милой, своенравной, но настолько дорогой и славной нашел ее все-таки увидевший ищущий взгляд по-детски потерянных глаз, пришедший и опустившийся на свое кресло со стаканами в руках Корягин-старший.

Они молча пили кофе, думая каждый о своем, как могут сидеть и пить кофе двое совсем не знакомых посторонних людей на вокзале, но они не были посторонними и по той нити, по той связующей двух родных людей ветви, неразрывно держащей два сердца вместе, существование которой неизвестно, но в которую можно только верить что она есть, Маша молила небеса позволить отцу услышать ее немые крики – «Папа, почему же все так?..Почему так?..Ведь я люблю вас с мамой!..Эх, вы..подвели.

Если сапожник не обманул и не сжульничал, то "кроссы" вполне могут продержаться до прихода

сентября и появления желтой «седины» в парковых аллеях» – припечатывая шаг, чтобы посильнее срастить подошву посредством клея к остальной части кроссовок, и нисколько не заботясь о том как выглядит он в глазах бросавших немые вопросы граждан, следовавших вверх и вниз по улице , Леня Васинцев развернул оставивший на его ладони краску пакет и еще раз проверил бывшие у него с собой документы – паспорт, трудовую книжку, купленную в магазине канцтоваров, пару фотографий с кислым лицом.

Голодные и воинственные стаи воробьев, оббивая друг друга крыльями при мельтешении хвостов в воздухе и выщипывая клювами одиночно опадавшие в порывах теплого ветра к тротуару перья, сопровождали парня по всему обсаженному по обочинам каштанами проспекту, перелетая с одного из них, украшенного редкими игольчатыми шариками плодов, на другой, не переставая верещать и дразня проходивших вдоль по улице прохожих, высматривая у них в руках кусок отломленного хлеба – не полетит ли он на землю, ознаменовав собою конец бессмысленным поискам и пришествие птичьего пира.

Свернув в левый проулок, Леня зашагал в направлении тихих старых непроезжих центральных улочек. Пройдя по бетонным плитам парковой дорожки, мимо черного памятника, взметнувшегося к небу главою в просьбе дождя , обсиженного с весны стаями ворон и протиснувшись через раздавленные в стороны прутья старинной, или переделанной под старину ограды, он вышел по над окнами музыкального класса к центральному входу в бывший Дом пионеров.

Тишина в просторном и прохладном вестибюле насторожила юношу, не смотря на то, что двойные старые коричневые двери были открыты практически настежь, очевидно для курсирования по этажам воздуха, из-за едва уловимого запаха краски, тем не менее отсутствие шума не было привычно этим стенам. Тишина передалась Васинцеву неприятной мыслью о том, что возможно в здании уже никого нет и неопределенность для него с работой будет затянута еще на один лишний, вылившийся в зряшные труды день.

Взойдя по каменной лестнице на второй этаж и открыв поддавшуюся дверь в приемную, он услышал из-за закрытой директорской женские бурно беседовавшие о чем-то наверняка важном голоса. Стол в приемной, где в огромном старом принтере обвис не допечатанный лист, был не занят, а значит высокая лошаденка- секретарша, которую Васинцев имел возможность разглядывать со спины битых полчаса в прошлый раз, скорее всего была за закрытой дверью у директрисы, велевшей ему принести сегодня к обеду паспорт и всю остальную охапку бумаг, какую он только бы смог распихать по карманам.

Не став стучать в дверь, Васинцев развернул пакет с рекламой губной помады, отчего во многом и зависел цвет смешавшейся с потом краски на его ладонях и приготовился к финальному аккорду за пускай временное, но все-таки рабочее место, позволившее бы ему продержаться на плаву еще месяц или два.. А то и все три.

Заголосивший на столе телефон в приемной вызвал молоденькую коротко стриженую женщину с крепкими длинными ногами из-под легкого, с отсутствием пуговиц, платья. Появившись из-за двери, она едва не задохнулась от мелкого испуга – настолько ранимо было телячье сердце не ожидавшей присутствия в комнате постороннего Люды Марковой, не слишком расторопной секретарши, которую многие, очень многие считали милой, но недалекой. На жалость

Леня быстро пролистал глазами загорелые ноги,затем поспешил вычертить на лице проблеск разума и рассудительности, что, по его представлению, непременно должно было сработать на пользу, засчитавшись плюсом и помочь пристроиться до наступления первых осенних дней университетских занятий.

– Привет – парень взял в руку документы так, чтобы их было хорошо видно.

-

– Не хотел вам мешать своим вторжением – пояснил он свое присутствие – Захожу, а у вас там как-будто разговор.. Замышляете великие дела?

– Да, дел навалило невпроворот – Люда вернулась за монитор, намереваясь допечатать начатое – Отправляем наших в Партенит, на фестиваль детского творчества. Большое дело?

– Я слышал – Васинцев приготовился войти в дверь с табличкой, вещавшей о нахождении внутри директора и многозначительно скривил губы, хотя судьба фестиваля, где бы тот не проходил и под каким бы лозунгом, его абсолютно не заботила – И кого посылаете?

– Ансамбль баянистов – не без гордости в густом голосе ответила Маркова – Наши ребята с Кандинским в прошлый раз ничего не взяли, но это потому что все места расхватали те косоглазые детишки. Как там бишь называется эта республика? Ну не суть. Но уж в этот-то раз они постараются и обязательно получат место.. Пусть хоть бы даже и третье.

– Выходит, в это лето не ожидается талантливых косоглазых ребятишек? – Леня взялся за ручку двери. .

– Не знаю. Но Кандинский сказал, что обязательно место у нас будет. Иначе он кладет голову свою на отсечение.

«Можете точить топор» – хотел сначала ответить Васинцев, потому как баянисты пьяницы Кандинского играли скверно, но затем передумал и толкнул дверь от себя, вошел в комнату, где за столом перекладывала бумаги низкорослая, с копной вызолоченных под рыжину волос, неказистая женщина, в облагающей белесой безрукавке, с огромной грудью, указавшая ему авторучкой на стул с другого края стола . Ног сидящей не было видно, но он-то знал что и нижняя часть ее упругого, перевитого мышцами тела закручена в обтягивающие, поблескивавшие на солнце медными заклепками штаны, которые давя и сжимая, все же никак не могли скрыть хорошей, родственно груди, выпиравшей задницы.