Сергей Решетников - Крымские черви

Не такое уж это легкое дело, вести машину в жару – подумал Верезин, смахивая с выпуклыми жилами тыльной стороной ладони нависшую над бровью каплю пота. Он приостановил плявящийся под солнцем «фольксваген» в ожидании пока минует проезжую часть последняя в стаде, отгонявшая хвостом мух корова. – Невыносимая жара! – Верезин посмотрел на растертый по коже пот с поднимавшимися кверху, выдержав присутствие соленой влаги, желтыми выгоревшими короткими волосками. Сквозь опущенное стекло его лизнул в щеку прибежавший с моря ветер, поиграл, разворачиваясь, внутри машины и только подразнив быстро подставивших лица, приканчивавших вторую бутылку теплой воды немцев, тут же умчался крутить по проселочной дороге мелкую въедливую пыль.

Час уже, подумал Верезин, мотаемся.. Да какой там час! – Верезин смерил расстояние, пройденное маленькой часовой стрелкой под исцарапанным стеклом, припоминая положение ее, когда машина свернула с асфальта, выбрасывая из-под колес хрустящие горсти горячего гравия – Час двадцать.. Или все полтора.. Засек же время – одиннадцать ноль две. А сейчас? – загорелая, с переливами волосяного золота рука снизошла до того чтобы оставить подрагивавший на камнях черный, с внутренней волной руль – длинная стрелка упорно желала породниться с двенадцатью, тогда как другая, сделав свой выбор, указывала на единицу – час дня.. Час дня и солнце должно быть уже в зените. Иначе не было бы так жарко. Так жарко..Хотя, подумал Верезин, машина вбирает лучи и становится с каждой минутой все сильнее и сильнее доброй, промачивающей рубашки , сауной. Этого не брать в расчет тоже никак нельзя.

– Игор, – нагнулся к Верезину Хельман – Это остановка море? – Хельман говорил по-русски.

Верезин дал оценку показавшейся впереди, после спуска с холма, неподвижной, похожей на бескрайние поля незаселенных миров, сиреневой, с белыми пучками, полосе.

– Да, море.

– У-ух, хорошо. – Хельман завинтил приготовленную для спасения в течение следующих часов поездки пластиковую бомбообразную бутыль – Очень-очень долго ехал море!

– Это ничего, – отозвался с водительского места Верезин – вот если б мы на дороге стали – поломка там, или еще что – вот это было бы да! Сжарились бы в три крутых яйца!

Эрне придвинул ухо к Хельману, что-то спросив у того по-немецки, сняв панаму, обнажившую завидных размеров рыжую копну волос, желая, очевидно, услышать перевод сказанных русским фраз. Пошушукавшись, немцы расселись по прежним местам, приняв невозмутимый, не смотря на блестевшие выступившим жиром носы, готовый к долготерпению вид.

Молодые, – подумал Верезин, бросив через зеркало взгляд на лица Эрне и Хельмана. – Широко раскрытые радостные глаза. Такие, что на какой-то миг даже стало не по себе.. Чего-то вдруг.

– Приехали. – Сказал Верезин, остановив машину под сетчатой тенью убранного гирляндами пустых сухих листьев дерева, метрах в пятнадцати от моря. Точно газетные ошметья. Протянув руку, отнял у Хельмана бутылку с водой и плеснул себе во взятый из бардачка запыленный стаканчик, постеснявшись пить из горла. – Кому в туалет, – не стесняйся мужики.. – как уроженец курорта, Верезин без труда определил по ряду признаков, что гости уже на пределе.

Поняв слова, Эрне заспешил в указанном ему направлении, покидая автомобиль, не забыв водрузить на подсолнух-голову спасительную панаму.

Пусть себе идет, вздохнул, открыв дверь но не выходя пока, Верезин. Долго терпел, бедняга.

– Игор, ви не хочу море? – при виде близкой воды Хельман, совсем очумев, посрывал с себя всю припорошенную пылью одежду, аккуратно, однако, сложив ее и оставив дожидаться в уголку на заднем сидении.

– Я позже – Верезин вдруг понял что совсем не хочет лезть в воду. Только отдохнуть, посидеть в тишине, с закрытыми глазами. Слушать шум набегающих волн и считать переходящие из белого в огненно-красное, пролетающие по черному экрану, безраздельно властвовавшие над его вниманием последние несколько часов, короткие, одинаковые как одна полосы дорожной разметки.

– Игор, бистро ходил море вместе!.. Очень солнце! – поправляя плавательные трусики, Хельман встал на песок длиннющими, как ласты, белыми ногами.

– Все..Закрылось депо, ребята. – сбившись в конце первой сотни, Верезин перестал считать белые полосы, мысленно внушая себе расслабиться, дожидаясь их исчезновения. – Дальше без меня.

Не став навязываться больше, Хельман зашагал к морю один, раскачиваясь из стороны в сторону всем своим двухметровым телом и смешно кривя волосатые ноги, стараясь идти по обжигающему песку ребром морщинистых ступней.

Щуря на солнце глаза, Верезин проводил его до кромки так и не взятой набегавшими волнами высоты, не пожелав смотреть как будет мочить, отпрыгивая, ноги по щиколотку в соленой воде высокий иностранец, посчитав для себя лучшим сейчас расстегнуть рубашку до последней пуговицы и подождать так, с закрытыми плотно прижатыми веками шлепка в волны разогнавшейся тяжелой массы, что означало бы только одно – Хельман поплыл.

Людей на пляже было мало, благо что пляж был не городской и достаточно отдаленный. Дикий пляж. По спускавшимся к морю тропинкам сюда сбредались, не на большое время и в основном не плавая, жители близлежащих деревень и их дети, а так как удобств в виде грибков, шезлонгов, съестного сервиса, разливного пива и площадок для стоянки здесь и вовсе не было, количество охотников поплавать в легконесущей прохладной соленой морской воде, прибывших из сравнительного далека, зачастую даже превышало то мало-мальское количество пляжных тел, которое составляли аборигены, но и оно само по себе, как не трудно было догадаться, было весьма невелико.

Верезин поднял пальцы и промассировал глаза сквозь скрывавшие их усталость веки, открыл последние, оюождав пока рассеятся темнота и комариное кружение ярких всполохов и обретя вновь возможность все различать отчетливо и хорошо, посмотрел, спустив ноги в сандалиях на землю, не слишком ли далеко заплыл немец – Хельман, не отплывая далеко, барахтался возле берега. Справа раздался детский плач – раздетая догола маленькая девочка с мокрой куклой в руках требовала у толстой загоравшей на боку матери каких-то благ для себя. Потрясая складками волнообразно расположившегося жира на бедрах, мать девочки сняла прикрывавшую голову шляпу и двинув со свисающим крылом кожного мешка рукою в ее сторону постаралась по возможности угомонить скандалистку. Рыкнув голосом еще и еще раз в дуэте с изменявшим форму подбородком, девочка прекратила плач.

Через секунду Верезин услышал крик Эрне – короткий, невыдающийся возглас боли.