Марина Екатериничева - Смотрящие на звёзды

– Евгений Николаевич, вы отужинаете с нами? – вдруг услышал я голос Вассы.

Она зашла ко мне, разгоняя горящей свечой полумрак:

– Вы чего в темноте? Вот же спички. На табурете за кроватью керосиновая лампа!

Я сконфузился из-за своих страхов, мало ли что могло почудиться, и поспешил зажечь фитиль. Вместе мы направились в гостиную.

– Сударыня, простите за бестактный вопрос, я слышал странные звуки, а может…

Васса остановилась, посмотрела на меня как-то настороженно и тихо сказала:

– Должно быть, собаки скулят. За окном ветер не на шутку разыгрался. Кажется вам все, не берите в голову!

Мы вошли в гостиную. За столом чинно восседал Леонтий Петрович. Он нацепил круглые очки в тонкой оправе и изучал какие-то топографические карты.

– Присаживайтесь, – не отвлекаясь, сказал он, – налей нам, Вассочка, коньячку для бодрости. Из моих запасов. Знакомство отметим.

Я не стал отказываться, тем более, несмотря на пышущую печку, в доме было прохладно. После принятой рюмочки по телу разлилось долгожданное тепло.

– Скоро у местных чукчей праздник…День кита, – отвлекшись от карты, сказал Семёнов. – Тогда вдоволь всего будет, монтак попробуете. Завтра выходите пораньше, вам как этнографу должно быть интересно в обрядах поучаствовать?

– Непременно! – оживился я. – Удачно я подоспел. День кита – древний чукотский праздник, никогда не присутствовал.

И тут я вспомнил, что хотел спросить все время:

– Леонтий Петрович, где же все полярники? Я чего – то не пойму…Шварц утонул, ну а остальные, Киреев, к примеру, вернулись на материк? Тут у вас человек пять должно зимовать, как же так?

Семёнов переглянулся с женой. Васса испуганно опустила взгляд.

– Молодой человек, севера вам не курорт! Это не Ницца и швейцарские Альпы, – нахмурился Леонтий Петрович. – Здесь опасно. Ну, извольте: Шварц утонул в прошлом месяце, картограф Басин и метеоролог Лёвочкин без вести пропали. Пурга тогда мела жуткая. Вели климатические наблюдения…на берегу моря…я весь берег пробежал, к скалам наведался – никого! Каюр наш Иван ходил их искал, да что там! Всем поселением в бурю – не дозвались. Ну, а товарищ ваш, господин Киреев…Мы часто выясняли отношения. Вот, намедни, он собрал вещи и изволил поспешно уехал.

– Интересно, как у вас все выходит, – недоумевал я. – Нужно оповестить власти, узнать о Кирееве, добрался ли?

– Так, рация, голубчик не работает, – ухмыльнулся Семёнов. – А за Киреева вы не переживайте. Тогда, кажется, кто-то из чукчей в Рыткучи ехал, вот и подобрали его.

– Как обидно, мы разминулись! У нас по пути собаку из упряжки заморозило. Снежный столб, словно пламя, вырос перед нартами.

– Всякое бывает. Я грешу на подземные гейзеры или выбросы неизвестного газа, – пожал плечами Семёнов. – Другие думают, что хозяин тундры, Этын, куролесит. Кому, как нравится.

Я немного успокоился. После ужина ушел в свою каморку, сделал записи в дневнике, полистал книгу. Никаких посторонних звуков, кроме привычного лая собак в сарае, я не слышал. Васса прошла по коридору, звеня связкой ключей, я сразу узнал ее легкие шаги. Скрипнула дверь в сенях. Потом все стихло. Я уснул в ожидании.

Начинался День Кита. Серая полоска света, переходила в сизый сумрак. Я, скучая, прошелся по галечному берегу. Море тихонько, накатывало на камни, словно шепча что-то позабытое, похожее на древнее заклинание. Я долго прислушивался к его рокочущим отголоскам. Ко мне подошла Васса. Она была легко одета в какую-то тонкую меховую безрукавку. Мы какое-то время наблюдали за возвращением охотников на байдарах. Жители Уэлена вышли из своих жилищ. Старуха из самой большой яранги, жена местного шамана, появилась с теплящимися угольками и разожгла костер. Ей помогали другие женщины в праздничных кухлянках, они водили хороводы возле разгоревшегося пламени. Я не выдержал и осторожно накинул на плечи Вассе свой теплый пуховик. Она вздрогнула и посмотрела на меня. Серо-зеленые глаза ее казались бездонными, как сам океан, они манили загадочной темной поволокой. Я опешил и опустил взгляд:

– Расскажите, как вы оказались на этом краю земли?

Она вздохнула и отрешенно сказала:

– Я сама из Петербурга. Приехала с экспедицией на корабле с первым мужем. Любовь у нас была такая, что жить друг без друга не могли. В тот же год отправил Семёнов моего супруга на байдаре со звероловами кита гарпунить. Кит лодку перевернул, все в той байдаре погибли. А кит уплыл. С тех пор не люблю я День кита…грустно на сердце.

– А чего же не уехали обратно?

– Привыкла, обжилась… надеялась каким-то чудом, что муж вернется…не хотела верить, что нет его… тела так и не нашли. А я все ждала. Чукчи поклоняются хозяину моря Кереткуну. Я пошла к шаману-Нануку. Он мне раскрыл глаза, сказал, что Кереткун лишь посланник великого Древнего – Ктулху. Показал пиктограммы, там в пещере. На капище есть идол Ктулху, вытесанный из камня. Мне были видения ночью. Подводный город, имя которому Р'льех, город исполинов, куда не добраться простому смертному. Я не видела Ктулху, но страшный голос шептал – твой любимый возродится со дна, и кровь его будет холодна. Но мне было все равно, ночью я пошла на зов.

– И что же, что вы видели? – спросил я, замирая от любопытства.

– Я смутно помню, меня нашли на берегу. Платье было перепачкано илом, в волосах запутались водоросли….но я почти не помню ту ужасную ночь! Я не знала, что мне делать. Шаман камлал, что встречу свою судьбу здесь, в Уэлене… я и осталась…, а тут Леонтий Петрович… знаете, а ведь мы с ним даже не обвенчаны… Заберите свою куртку, мне не холодно, а вы совсем окоченеете.

– Что вы! Не стоит! – возразил я.

Она безоговорочно сняла пуховик и отдала мне:

– Я, пожалуй, пойду.

Я не стал удерживать Вассу. Что же произошло в ту страшную ночь? Я открыл свой дневник, пролистал старые записи и наткнулся на некий культ Ктулху по всему миру – от далекой Полинезии и эскимосов Аляски до берегов Британии. Записи я делал неразборчиво, но видимо, где-то мне уже попадалась эта информация. Я прочитал, что существуют даже человеческие жертвоприношения этому загадочному Ктулху. Тут же я поспешил на чукотское капище. Среди каменных изваяний у столба с не понятными иероглифами, бродила юная чукотская девушка. На широком поясе ее кухлянки висел пекуль – женский нож, с черных волос свешивались нити с бусинами. Она мазала чем-то черным голову одного из истуканов, обвешивая его ракушками:

– Ваиргий, Кереткун! Добрый дух, Кереткун!

Заметив меня, она испуганно метнулась в сторону. Ее скуластое лицо поразило меня приятными чертами: маленький пухлый ротик, чуть вздернутый нос и раскосые глаза цвета неба. Васильковые незабываемые глаза! Какая редкость!