Брайан Герберт - Дюна: Дом Атрейдесов

— Все нормально, Чобин, — сказал барон, — если, конечно, эта машина работает.

Питер де Фриз озабоченно ходил взад и вперед вдоль корпуса корабля.

— Если никто не догадается о присутствии корабля, то никому не придет в голову его искать, и ты будешь в полной безопасности. Представляешь, какой хаос ты сможешь наделать! Ты будешь как призрак-убийца.

— О да! — Раббан помолчал, потом до него дошел смысл сказанных ему слов. — Я?

Тем временем Чобин закрыл люк машинного отделения.

— Все просто и функционально. Корабль будет готов завтра к вашему отбытию на коронацию падишаха императора.

— Я проверил это, барон, — сказал де Фриз.

— Отлично, — произнес барон. — Ты проявил все свои таланты, Чобин.

— Так это я поведу корабль? — переспросил Раббан, словно не веря своим ушам. Голос его дрожал от волнения. Барон Харконнен кивнул. Племянник, несмотря на все свои недостатки, был отличным пилотом, прекрасным стрелком и, кроме всего прочего, наследником самого барона.

Изобретатель лучезарно улыбался.

— Мне кажется, что я сделал правильный выбор, обратившись прямо к вам, барон. Дом Харконненов сразу оценил все возможности применения моего открытия.

— Когда новый император узнает о существовании корабля-невидимки, то потребует такой же для себя, — со значением произнес Раббан. — Он даже может послать сардаукаров, чтобы отнять его у нас.

— Значит, надо сделать так, чтобы Шаддам никогда о нем не узнал. По крайней мере пока, — сказал де Фриз, потирая руки.

— Должно быть, ты гениальный изобретатель, Чобин, — сказал барон. — Сумел додуматься до всего этого.

— В действительности я просто приспособил для наших целей поле Хольцмана. Много столетий назад Тио Хольцман разработал специальную математику для полей и двигателей, работающих в свернутом пространстве. Я просто несколько необычно применил эти старые принципы.

— И теперь ты хочешь сказочно разбогатеть? — Барон начал размышлять вслух.

— И я заслужил это, вы не согласны, барон? — ответил Чобин. — Посмотрите, что я для вас сделал. Если бы я остался на Ришезе и пошел бы легальными каналами, то мне потребовалось бы много лет для того, чтобы пройти все бюрократические рогатки бесчисленных комитетов, патентных бюро и правительственных постановлений, после чего правительство забрало бы львиную долю дохода, не говоря уже об имитаторах, которые бросились бы разрабатывать ту же идею, как только в воздухе стали бы носиться слухи о том, над чем я работаю. Маленькое усовершенствование здесь, еще одно — там, и, глядишь, на ту же вещь выдают патент еще одному изобретателю.

— Так, значит, ты сохранял все это в тайне до обращения к нам? — спросил Раббан. — Никто не знает об этой технологии?

— Я был бы полным глупцом, если бы рассказал о ней кому-то еще. Вы располагаете единственным во вселенной генератором поля-невидимки.

Чобин скрестил руки на груди.

— Пока единственным, — заметил барон, — но иксианцы тоже достаточно умны, да и тлейлаксы им не уступят. Рано или поздно кто-нибудь изобретет нечто подобное, если уже не изобрел.

Раббан подошел ближе к ни о чем не подозревающему ришезианцу.

— Я понял вашу мысль, барон, — сказал Чобин, пожав плечами. — Я не жадный человек, но хотел бы получить достаточное вознаграждение за свое собственное изобретение.

— Ты мудрый человек, — сказал барон, многозначительно посмотрев на своего могучего племянника. — И заслужил полновесную плату.

— Это умно — хранить в тайне важные вещи, — наставительно произнес Раббан.

Он встал за спиной толстого изобретателя, который, зардевшись от похвал, вытирал руки о штанины комбинезона.

Раббан действовал стремительно. Обхватив шею изобретателя сильной мускулистой рукой, он сдавил ее, как тисками, и принялся тянуть голову Чобина вверх и назад. Несчастный не сумел даже вскрикнуть. Лицо Раббана покраснело от напряжения, но его усилия были вознаграждены — вскоре раздался громкий треск ломающегося позвоночника.

— Надо проявлять осторожность в обращении с секретами, Чобин, — сказал, улыбаясь, барон, — а ты не проявил достаточной осторожности.

Словно сломанная кукла, изобретатель рухнул на испачканный машинным маслом пол. Раббан был так силен, что Чобин не успел ни захрипеть, ни выругаться перед смертью.

— Было ли это мудро, мой барон? — поинтересовался де Фриз. — Не надо ли было сперва испытать корабль, чтобы удостовериться, что мы можем воспроизвести технологию?

— Зачем? Ты что, не доверяешь нашему изобретателю… покойному Чобину?

— Машина работает, — сказал Раббан. — Кроме того, у нас есть записи работы и протоколы испытаний, а также все чертежи и голографические журналы, которые вел Чобин.

— Я уже позаботился о рабочих, — сказал ментат, кивнув Раббану в знак согласия. — Утечки информации не будет.

Раббан плотоядно улыбнулся.

— Ты оставил кого-нибудь для меня?

Де Фриз резко пожал плечами.

— Ну, я доставил себе кое-какое удовольствие, но я же не свинья. Несколько штук я оставил тебе. — Он кивнул в сторону массивной двери. — Вторая комната справа. Их там пятеро, ловят кайф от дури. Позабавься. — Ментат потрепал Раббана по мясистому плечу.

Раббан направился к двери, но остановился, оглянувшись на дядю, ожидая его разрешения. Барон в это время внимательно смотрел на де Фриза.

Кривобокий ментат нахмурил лоб.

— Мы первые, кто обладает кораблем-невидимкой, мой барон. Имея в запасе фактор внезапности, мы можем напасть так, что никто не успеет заподозрить, что мы собираемся делать.

— Что я собираюсь делать, — раздраженно поправил ментата Раббан.

Де Фриз взял в руки портативный передатчик и вызвал из лаборатории нескольких неповоротливых и медлительных рабочих.

— Уберите этот беспорядок и погрузите корабль в семейный фрегат перед вылетом на Кайтэйн.

— Я хочу, чтобы все записи и чертежи были конфискованы и опечатаны, — приказал барон, когда ментат выключил коммуникатор.

— Слушаюсь, мой барон, — ответил де Фриз. — Я лично прослежу за этим.

— А ты можешь идти, — сказал барон своему сгорающему от нетерпения племяннику. — Час-другой отдыха пойдут тебе на пользу… это приведет в порядок твой ум перед важной настоящей работой.

— Это впечатляет меня больше всего, — сказала Сестра Марго Рашино-Зеа, глядя на внушительные здания по обе стороны площади Согласия Империи и Ландсраада. — Это праздник для всех пяти чувств.

После долгих лет, проведенных на облачном, буколическом Валлахе IX, яркая пестрота больно резала глаза Сестры Бене Гессерит.