Максим Дегтерев - Карлики

Вызвавший полицию свидетель никаких подозрений не вызывал, и, не исчезни тело, дело обязательно бы закрыли. С этого момента в деле царил полный мрак. Тела умерших на Фаоне сроду не похищали. Как потом шутили патологоанатомы, замок лаборатории мог бы открыть даже покойник. Но тело Брауна похитил не покойник - кто-то очень не хотел, чтобы полиция провела вскрытие. А она бы обязательно это сделала, как и полный анализ ДНК. Таким образом, цель похитителя абсолютно ясна. Он не мог допустить, чтобы эксперты выяснили, что Браун - не человек. Следовательно, либо смерть Брауна самое настоящее самоубийство, либо похититель не является одновременно и убийцей - иначе он бы выбрал для убийства более подходящее место. С другой стороны, зачем убивать Брауна, если не из-за того, что он гомоид. И заставить тело исчезнуть для убийцы не менее важно, чем совершить само убийство. Вывод: смерть Джона Брауна - определенно суицид, что Виттенгер и утверждал с самого начала. Причины, заставившие Брауна свести счеты с жизнью, ясны не более чем все остальное в деле Института антропоморфологии.

Я так увлекся изучением дела Джона Брауна, что об остальной почте вспомнил лишь к обеду. А зря, потому что пришло одно прелюбопытное письмецо от некоего доктора Абметова:

Уважаемый господин Ильинский!

Мне приятно осознавать, что и на далеком Фаоне проявляют интерес к истории развития науки о человеческом разуме К сожалению, на Земле совсем не знакомы с Вашим журналом "Сектор Фаониссимо", но я надеюсь, что это досадное недоразумение вскоре будет исправлено

В ответ на Ваш запрос, мы высылаем Вам ряд работ которые, без сомнения, вас заинтересуют Более того, я с удовольствием встречусь с Вами лично, если только Вы найдете возможным посетить Оркус в период с 4 по 12 сентября по Синхронизированному Времени

Буду рад засвидетельствовать Вам свое почтение, директор Архива истории науки доктор Абметов

К письму прилагались несколько научных статей, часть из которых я уже видел, а Стас - тот даже читал. Ну вот, еще один доктор, подумал я (до сих пор мне вполне хватало докторов из Института). Тому, что мой запрос касательно Ле-февра попал в Архив истории науки, я не удивился - в недрах Канала и не такое происходит. Но в сочетании с опубликованным в "Секторе Фаониссимо" письмом озабоченного читателя, послание Абметова выглядело несколько подозрительно. Придуманный мною Джон Смитжипет на Оркусе. Доктор Абметов едет на Оркус - и Шлаффер отправляется туда же. Сегодня уже третье сентября по синхронизированному времени и решать, ехать на Оркус или нет, нужно срочно. Но не переговорив с Шефом, ехать я не мог.

Когда я дома, я мало придаю значения своему самочувствию. Другое дело, когда вылезаешь за пределы своей берлоги. Пусть всего лишь для того, чтобы доехать до Отдела. Почти две недели я просидел в четырех стенах, и расслабленное состояние стало входить в привычку. Так было до того момента, пока я не открыл дверь флаера и не нагнулся, чтобы влезть вовнутрь. Я почувствовал, как чей-то взгляд словно вонзился мне между лопаток. Обернулся - никого, только выстроившиеся точно по разметке разноцветные флаеры. Я насчитал восемь. На первый взгляд - пустые. Я с трудом подавил в себе желание пройтись вдоль них и заглянуть в кабины - не надо давать волю нервам. Дальше, за стоянкой, была только серо-голубая пустота - сразу за флаерами крыша термитника обрывалась, а прозрачное, двухметровое ограждение не мешало мне лишний раз убедиться, что в это время года любоваться на Фаоне нечем.

Я не спеша сел в кресло, захлопнул дверь и только после этого снова огляделся вокруг. Все тихо. Конечно, в переносном смысле - на противоположном конце крыши термитника то и дело садились и взлетали флаеры - ничего подозрительного, все как всегда. Но чувство, что опасность где-то рядом, не проходило, наоборот - оно только усиливалось. За три года работы на Отдел мне не раз приходилось быть не только преследователем, но и преследуемым. И нервотрепки тут никак не избежать. Но меня беспокоило другое: на этот раз напряжение рождалось не в голове, оно не давило на сердце, как это бывает при сильном волнении. Оно возникло где-то в животе, ближе к солнечному сплетению, и предательской тошнотою ползло все выше и выше.

Страх. Без сомнения - это был он. Блуждание по лабиринту и смерть Номуры не прошли для меня бесследно. И стоило лишь подумать о своем страхе как о некоем отдельном, но живущем внутри меня существе, как страх начал проникать в легкие - стало трудно дышать. Сердце бешено заколотилось. Положив руки на рычаги управления, я ощутил, как вспотели ладони. Я вызвал в автопилоте адрес Отдела и стал вспоминать, чему меня учили на курсах аутотренинга.

Шеф встретил меня радушно. Поздравил с возвращением к нормальной жизни, даже пожал руку. Что он там крутил из проволочки, я не видел загораживал стол.

- Я смотрю, дело Перка само собой уладилось? - спросил я его после ответных приветствий.

- Не само собой, а просто уладилось. Еще лучше сказать - благополучно разрешилось, - поправил он меня.

- А как быть с Номурой?

Вопрос был для Шефа болезненным. Он поморщился:

- С Номурой вышло не очень удачно. Для всех - он погиб при исполнении служебного долга. Я возразил:

- Номура умер не своею смертью - в него стреляли. Это - раз. Гомоид из пещеры мне тоже не померещился - я его видел и даже записал, но не моя вина, что записи исчезли. Это - два. Кстати, пустой комлог - тоже доказательство, что в пещере был кто-то еще. Плюс то сообщение, что мы с Номурой получили перед тем, как спуститься в пещеру: "Твое освобождение уже близко". И, наконец, самое главное - Джон Браун. Вы о нем ничего не знаете, но я дам вам почитать материалы его дела.

Я передал Шефу присланные Виттенгером материалы и пересказал свои соображения на сей счет. Содержание и сам факт моей беседы с гомоидом я решил держать про запас - как и знак на груди Номуры. Шеф и так поверил в гномов. Сидевший во мне страх подсказывал, что большего мне пока не нужно. Все, кто общался или мог общаться с гомоидами, на этом свете не задерживались. Роль Номуры была самым темным пятном во всем расследовании.

Шеф мельком взглянул на дело Брауна.

- Так ты говоришь, что именно его снимок ты видел в кабинете Франкенберга?

- Да, я в этом абсолютно уверен.

- Ну а тот пещерный гомоид, он тоже был на снимке? Шеф задал трудный вопрос.

- Видимо, гомоиды сильно меняются с возрастом, - предположил я, какая-то неизвестная болезнь или вроде того...

- Иначе говоря, ты его не узнал. - Шеф догадался, почему я мямлю.

- Не узнал, - повторил я вслед за ним, - но с нас достаточно и Брауна - его-то я точно узнал! Франкенберг говорил о четырех созданных им существах. И я видел четыре портрета. На одном был Браун. На другом гомоид из пещеры. Вероятно, он и убил Номуру. Но и ему недолго осталось жить - у него вид был, как у утопленника. Остаются еще два. Где их искать, я пока не знаю.