Максим Дегтерев - Карлики

- Так я тоже хочу, а туда только одно свободное приглашение осталось. Ну так ты едешь? - снова спросила она.

Татьяна вопросительно посмотрела на меня. Делать было нечего, и я согласился взять Татьяну на Оркус.

- Никуда она не едет, - ответил я за Татьяну.

- Ну и чудненько! - обрадовалась корыстная Марго. - Тогда - пока!

Марго пропала. Татьяна поспешила чмокнуть меня в щеку. После столь трогательной благодарности я уже не имел права передумать.

Всю ночь я проворочался, изобретая для Ларсона самую страшную месть на свете. Впечатление от вчерашнего розыгрыша не рассеялось и к утру. Но как отомстить Лар-сону, я так и не придумал.

В этот день мне почти удалось добраться до Отдела. У самых дверей Отдела я притормозил и подумал, а за каким чертом я сюда приехал - Шефа на рабочем месте не было, от шутника Ларсона меня тошнило, Яна наверняка начнет приставать по поводу галлюцинирующего визора. Я вышел на улицу. За ночь и земля и деревья покрылись тонким слоем инея. Тень от здания мешала фаонскому солнцу растопить иней прямо с утра. И пока земля и деревья из седых не превратились в мокрых, я решил повторить свой вчерашний маршрут, а заодно еще раз продумать, что сказать Ларсону. Или сделать.

Рабочий день начался полчаса назад, и те сотрудники, что предпочитали утреннюю пробежку вечерней, уже покинули лес. Я снова был один, но вот что странно: ларсонов-ский розыфыш так меня встряхнул, что за все время прогулки я ни разу не вспомнил о своих вчерашних страхах. Или, лучше сказать, страх ни разу не вспомнил обо мне, хотя я о нем как раз вспомнил, но только под конец прогулки - когда шел к стоянке; и я удивился, почему это он не появляется. На Ларсона я больше не обижался, но в Отдел так и не пошел. Вместо этого я с полчаса покружил над горолом, затем полетел к Институту антропоморфологии.

Я поджидал Типса у заднего выхода корпуса "D". Фла-ер припарковать здесь было негде, пришлось коротать время сидя на бетонной скамье напротив выхода. Через десять минут я пожалел, что с утра не надел куртку с обогревом. Техники из службы энергоснабжения и регенерации дежурили посменно. Их утренняя смена заканчивалась, когда у всех остальных сотрудников Института наступало время обеденного перерыва. Долговязый, угрюмый Типе появился в компании сослуживцев. Я окликнул его:

- Типс, можно вас на пару слов. Он покосился на коллег.

- Мы тебя подождем, - сказал один из них.

- Лучше не стоит, - каменным голосом посоветовал я.

- Я тебя предупреждал, что они от тебя не отстанут, - напомнил Типсу его коллега. Остальные техники, включая Типса, посмотрели на него с какой-то странной укоризной. Наверное, он у них был признанным занудой. Ладно, держись, - ободрил зануда.

Поочередно оглядываясь, они пошли вдоль корпуса Института по направлению к стоянке.

- Ну что вам еще?! - спросил Типе недовольно. - Меня уже три раза вызывали. Не знаю я ничего про этого Брауна.

- Два, - поправил я его, - два раза вызывали. В "Деле Брауна" я нашел только две записи беседы с Типсом. Он вскинул подбородок и пропыхтел:

- Ну два, и что с того?

- Вы куда шли? К стоянке флаеров? - спросил я, с трудом вынося его грубоватый тон.

- Вообще-то мне к "трубе", - ответил он уже мягче.

- В таком случае я вас довезу куда скажете, - пообещал я ему, - но прежде мы немного побеседуем. Когда вы познакомились с Брауном?

- Полтора года назад, может, чуть больше. Об этом у вас все записано. Со мной беседовал этот, как его... майор, по-моему...

- Виттенгер, - подсказал я.

- Да, он самый, - подтвердил Типе, - он уже не ведет это дело?

- Виттенгер занимается убийствами. Браун не его клиент. Итак, вы познакомились полтора года назад. И с тех пор вы работали в одной смене?

- По-разному - то в одной, то попеременно...

Он, по-видимому, хотел напомнить, что об этом он тоже уже говорил Виттенгеру, но промолчал. Я снова спросил:

- Почему вы назвали Брауна недоумком?

- Так вот вы про что... Что, я прямо так и сказал?

- Все записано, - подтвердил я. Если до этого он только пыхтел, то теперь точно вскипел:

- Да пусть хоть трижды записано - я же вам не врач! Я говорю, что думаю. Будь я психиатром, может, и обязан был бы объяснять почему да зачем. Но котелок у Брауна плохо варил, это факт!

- Вот о фактах мне и расскажите. Типе нахмурился.

- Забывал он все. Витал где-то в облаках. Случалось, десять раз ему повторишь, что, мол, к примеру, завтра септофлотатор надо поставить на профилактику, а придешь утром - опять все забито. А он глядит тебе в глаза, радостный такой, будто так и надо! Или возьмите хоть барионную центрифугу...

- Не надо брать центрифугу, - предостерег его я, - итак, Браун страдал забывчивостью, вы это хотели сказать?

Типе расстроился, что я не дал ему дорассказать про центрифугу.

- Не забывчивость это была. Я сам иной раз забуду у протомайзера турбулятор отключить. А Браун... Как будто не ему объясняешь, понимаете? То человек как человек, то словно в упор тебя не видит, как автомат какой-то или как во сне. И взгляд другой. Я все твержу ему: ты подумай сперва, прежде чем что-то сделать, а он кивает - да, мол, понял, подумаю, а барионную центрифугу заклинило, как в прошлый раз...

Они что, все здесь такие, размышлял я.

- Вам куда? - спросил я его. За милой болтовней, мы дошли до стоянки флаеров.

- Как куда? - переспросил он. - А, домой, в смысле... в Восточный Пригород.

Я отвез его, потом направился к своему термитнику. Дома меня ждала записка от Татьяны, мол, ей нечего надеть и что перед поездкой она непременно должна обновить свой гардероб, поэтому жди теперь ее только к вечеру.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

OPKУC

На рейсовых пассажирских кораблях экскурсоводы не предусмотрены. Зато среди пассажиров всегда найдется экскурсовод-любитель. Сидевший впереди нас господин провозгласил во всеуслышание:

- Оркус - это пародия на нормальную планету. Вы спросите почему, обратился он к пожилой соседке справа. Та ничего не ответила - общительный попутчик донимал ее всю дорогу. - Ну вот, например, как мы представляем себе поверхность Фаона или пусть даже Земли? Если забыть про то, что в целом форма любой планеты близка к шарообразной - тут, надо признать, Оркус вполне традиционен, мы мыслим поверхность планеты как нечто плоское и лишь местами выпуклое, то есть гористое. Можно сказать, что в этом виноваты океаны - они, по определению, плоские и занимают большую часть поверхности как на Земле, так и на Фаоне. Но даже на тех планетах, где океанов нет, например, на Марсе или на Хармасе, зрительно картина та же самая: сначала равнина или плоскогорье, а уж затем горы, горные массивы, хребты и тому подобное. - После слов "и тому подобное" пожилой пассажирке пришлось пригнуть голову, чтобы дать ему изобразить руками то, на что слов у него не хватило - Также можно сказать, что виновато наше мировосприятие: воображая себе какой-нибудь пейзаж, мы скорее представим себе равнину с возвышенностями, чем равнину с ямами и канавами. Так вот, в двух словах, поверхность Оркуса - это именно равнина с ямами и канавами, а также с каньонами, провалами, расщелинами, но не с горами. Причудливая игра света и тени заставляет нас думать, что провалы совсем не глубоки или что они всего лишь заболоченные впадины или озера. Но на самом деле глубина многих впадин превышает десяток километров. Самое загадочное явление на Оркусе это "воронки" - впадины, края которых образуют правильную окружность диаметром до десяти километров. Воронки, постепенно сужаясь, уходят в глубь планеты на пятнадцать - двадцать километров. Чем уже горловина, тем глубже воронка. Один исследователь как-то раз заметил, что если бы на Оркусе жили человекоподобные племена, то они бы поклонялись не солнцу и звездам, а воронкам. И весь технический прогресс у оркусовских племен был бы направлен на освоение движения вниз, а не вдаль или вверх. Сканирование показывает, что многие воронки между собою соединены, но убедиться в этом воочию пока никто не решился.