Наталия Шитова - Дерзкая

– Пожалуйста, Валера, верни меня домой, к ребятам.

– Я не могу позволить себе сделать такое. Ты должна быть здесь!

– А если я умру, и моя душа перейдёт в последний аналог, я смогу сама пройти в свою реальность? – идея пришла неожиданно и показалась единственным спасением.

– Сможешь, – кивнул Извеков. – Но учти, что никто не знает, чего захочется той, третьей женщине после того, как ты влезешь в неё со своими намерениями. Возможно, её личность справится с вами обеими, и подчинит вас себе. Так что не стоит пробовать. У тебя нет причин для самоубийства. Сейчас я уйду, ты успокоишься, и все пойдёт своим чередом.

Он осторожно усадил меня в кресло. Я, наверное, должна была остановить его и попробовать убедить его в том, что мне лучше знать, как я должна поступить. Но странное оцепенение не дало мне и рта раскрыть. Я вцепилась в браслет Олега, как в свою последнюю надежду.

Это было все, что осталось у меня от той жизни. У меня было новое тело: куда более красивое, чем у Кати. У меня теперь было тонкое, безупречное классически красивое лицо и невероятно пышные кудрявые волосы. Но у меня осталось то, что не могло измениться от простого подселения души. У меня осталась нежная привязанность к брату.

И то, в чём раньше я никогда не признавалась себе – любовь к Олегу.

Там он был просто старший друг. Опытный, надёжный, весёлый. Мне не хотелось теперь думать, что так же, как и со мной, он вёл бы себя и с любой другой девушкой, которую передали бы под его ответственность. Мне хотелось иметь исключительные права на его помощь, поддержку, на его улыбку, и даже на его упрёки. Но теперь это было глупо. Он остался там. И я теперь меньше всех имею на это право.

– Валера! – я подняла голову и оглядела комнату. Извеков исчез. Сколько минут я просидела в оцепенении? Мне показалось, что прошло всего несколько секунд.

«Валера!» – я призвала его, не надеясь получить ответ. И действительно, он промолчал, видимо, твёрдо решив не поддаваться на новые капризы Кати‑Мариэлы.

Я надела браслет на руку, откинулась в кресле и закрыла глаза. Пусть Валерий говорит своё. Пусть Одер настойчиво пытается вывести меня из раздвоенного состояния зарождающейся шизофрении. Я знаю, чего хочу, и я этого добьюсь.

Я уснула сразу же, тяжело и беспробудно, как научилась делать это в последнее время, отдаваясь моим последним надеждам – снам.

Лёгкое головокружение. Искорки боли в висках. Переливчатые круги перед глазами… Темнота постепенно рассеялась. Медленно проступили знакомые уже очертания номера в гостинице Сылве. Полумрак, скрывающий мелкие подробности интерьера. Тяжёлые шторы опущены. В спальне тихо. Человек лежит на развороченной постели вниз лицом, не раздевшись и даже не сняв ботинок. Длинные медные волосы спутались и разметались по спине. На одежде пыль, грязь, копоть, масляные пятна. Где это только Олег лазил? Мне захотелось подсесть рядом, запустить пальцы в эти жёсткие непокорные волосы и приласкать Олега. Но отсюда, из сумасшедшей дали, я могла только влезть в его сон.

Это был тяжёлый, мутный и жестокий клубок бреда, который нельзя было разделить на какой‑то связный сюжет. Олег лез по груде развалин, перебираясь через покорёженные прутья арматуры, обломки блоков и груды битого стекла. Сильные порывы ветра несли клочья бумаги и пыль. То тут, то там раздавалось сдавленное вымученное собачье скуление. Слыша его, Олег бросался из стороны в сторону, пытался своротить какие‑то плиты. «Где же ты, где ты?» – почти беззвучно шевелились его губы. – «Я найду тебя!»

– Не надо, Олег! Остановись!

Олег в отчаянии завертелся на месте, пытаясь разобраться, где находится источник голоса.

– Не ищи собаку, Олег. Успокойся.

Кажется, сквозь мутную завесу он разглядел меня.

– Ты кто? – пробормотал он.

– Это я, Катя. Ты не узнаешь меня?

– Узнаю, – решительно сказал он. – Где ты? Зачем ты ушла туда? Вернись, не надо нас так пугать…

– Олег, я не могу вернуться сейчас. Ты подожди. Я придумаю что‑нибудь. И я вернусь.

– Катюша, ты жива? – Олег протянул ко мне руку. – Тогда иди сюда!

– Если бы я могла! Я ещё вернусь. Я люблю тебя. Я вернусь…

– Катеринка!!.. – сон исчез. Олег с криком подскочил на кровати, тряхнул головой и потёр лицо руками. – Боже мой, ну и приснится же…

Отворилась дверь и вошёл брат. Он тоже был грязный и запылённый, руки исцарапаны.

– Что за вопли? – устало спросил он и опустился на постель, в изнеможении вытянув ноги.

– Ну что, разгребли? – вместо ответа спросил Олег.

– Куда там, там работы на полгода. Мне, конечно, не зайти было слишком далеко, но и так понятно, что это было нечто грандиозное, – вздохнул Юрий.

– Ты о главном давай, – оборвал его Олег.

– Да нет там никого, ни души. Пусто. Ни живых, ни мёртвых.

– Мне сейчас приснилось… – Олег замялся.

– Ничего путного тебе не могло присниться, – отрезал Юрий. – Лучше оставь свой сон при себе. А ещё лучше – забудь.

– Она сказала, что жива и вернётся.

– Кто? – уточнил Юрка.

– У неё было другое лицо и длинные светлые волосы. Но это была она. Это была она, и она сказала, что вернётся.

– Старик, не мотай мне нервы! – попросил Юра. – Лицо, волосы… Сон – он и есть сон.

Олег хотел ещё что‑то объяснить, но лицо его скривилось, и он отвернулся. Юра вздохнул:

– Надо возвращаться домой. Здесь нам больше нечего делать. Мы не можем жить на развалинах. Это никому не нужно. Дома нас ждут дела… Ты слышишь, что я тебе говорю? Свои чудесные сны ты сможешь смотреть в любом месте…

Олег медленно повернулся. На его лице играла презрительная улыбка.

Юрка опешил:

– Олежка, ты что?

– Ничего. Мой суровый серьёзный босс не велит мне говорить глупости?.. Если даже с другом я не могу побыть самим собой, на кой чёрт мне вообще иметь с ним дело?!

– Извини, Олег. Я не прав… Но всё же, – Юрка звонко шлёпнул Олега по спине, – давай собираться домой.

Медленно и нехотя Олег поднялся на ноги…

– … Господи, что опять случилось?.. – я услышала сквозь сон чужой взволнованный голос.

Открыв глаза, я увидела Одера и Фелима. Побросав на полу сумки, они склонились над моим креслом.

– В чём дело? – удивилась я.

– Как это, в чём? – возмутился Одер. – Ты спишь и плачешь!

Я провела ладонью по своей щеке. Действительно, лицо все в слезах.

– Чья это чашка, и что это такое? – поинтересовался Фелим, указывая на браслет.

– Это моя чашка и моя вещь. И я не хочу больше слышать ваших расспросов! – я повысила голос.

Муж и брат переглянулись, и Одер примирительно сказал:

– Молчим.

– Вот и молчите.

Я встала и пошла наверх, на ходу вытирая слёзы. Меня взбесили не столько их вполне резонные расспросы, сколько то, что из‑за них мне пришлось покинуть Юру и Олега. Если бы можно было, я держала бы контакт столько, сколько оказалось возможно. Идя по коридору, я слышала сзади шаги Одера. Он, словно конвоир, не решался обогнать и шёл за мной до самой спальни.