Галина Долгая - Сердце Кристалла. Роман

Сейчас Ире стыдно стало за свою злость. Что-то душевное промелькнуло между ней и Павлом. Она сама увидела грусть в его глазах – глубоко, и глаза его показались ей какими-то нечеловеческими, а волшебными, неземными.

– Дядь Паш, ты на меня не обижаешься? – вдруг спросила она.

Павел снова рассмеялся:

– Нет, не обижаюсь, давай спускаться!

Ира обратила внимание на белизну ровных, крепких зубов дяди Паши. «Голливудская улыбка отдыхает», – подумала она. Еще хотела спросить, настоящие ли у него зубы, но снизу послышался крик мамы, и Ира решила, что спросит потом.

Внезапно веселье Павла как рукой сняло. Слово «давай» напомнило про Джека Флейвора. В последний раз они виделись во время пресс-конференции, проходившей как телемост между Вашингтоном и Москвой, спустя два месяца после приземления. Тогда Павел едва узнал его. И не только потому, что его лицо обезобразили шрамы от ожогов, но и потому, что Джек молчал. Молчал, сурово поглядывая из-под красноватых век. Павел, вопреки распоряжению говорить только то, что дозволено, окликнул Джека.

– Джек, как ты? Не молчи, давай, скажи мне что-нибудь!

Он хотел приободрить его, пожать руку. Его мозг бунтовал: почему им не дают возможности пообщаться воочию?! Для Джека это важно! Павел был уверен, что вместе они бы справились с тем, что навалилось на них после злополучного полета. Но он только и смог, что протянуть руку, ладонью вперед, словно хотел хлопнуть по руке Джека, так, как они делали, когда что-то удавалось или шутка Джека попадала в точку, и Павел смеялся вместе с ним. Этот жест вызвал непредсказуемую реакцию всех служб – и американских, и русских. Телемост прервали почти сразу.

– Идем, дядь Паш, – голос Ирины вернул Павла на осыпь, – а то они сюда лезут, – Ира наблюдала за родителями.

Катя забралась на очередной камень и остановилась, подняв голову вверх. Саша подошел к ней ближе и, взяв за руку, помог перейти на более удобное место. Там они сели рядышком, не спуская глаз с дочери. Миндалевидные глаза Саши превратились в тонкие щелки: солнце еще не закатилось и светило ему в лицо, отчего он сощурился, почти полностью сомкнув веки. Грудь его продолжала вздыматься от частого дыхания, а сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет наружу.

– Ты как? – он заглянул жене в лицо.

Она глубоко вдыхала воздух полуоткрытым ртом.

– Нормально, – на выдохе ответила Катя.

Павел с Ирой тем временем уже спустились с камня и, шаг за шагом, осторожно продолжали спуск по осыпи, рискуя покатиться в любой момент.

– Сюда, так, давай руку, осторожно, не спеши, – корректировал Павел движение девочки.

Она слушала его и беспрекословно выполняла все, что он говорил.

– Смотри, как Ирка его слушает, а? – отдышавшись немного, заметила Катя. – Что ты молчишь? Язык проглотил? – она повернулась к мужу. Саша не слушал ее. Он наблюдал за другом и что-то в его поведении, в его движениях настораживало. Саша не мог разобрать, что именно, но подспудное недоверие грызло его с того самого момента, когда Павел еще у них дома проводил взглядом проходившую мимо Иру.

– Он тебе ничего про Ольгу не рассказывал? – совсем некстати спросил он жену.

– Про Ольгу? – Катя нахмурилась. – Так, сказал только, что они расстались и все. Я больше не расспрашивала. Ты же знаешь, если Пашка замолчал, то это надолго. Наверное, это как-то связанно с этими событиями. А почему ты спрашиваешь?

– Так, вспомнил, как мы вместе в Киргизии в последний раз были, – Саша не стал делиться с женой своими тревогами.

– О! Вспомнил! Это ж сколько лет прошло с тех пор?! – Катя вдруг замолчала.

Тогда Павел впервые приехал к ним с женщиной. Еще не женой, но представил ее как невесту. Приглашал на свадьбу. Той же осенью они поженились, но Саша с Катей не смогли приехать к ним. Тяжелое было время. Завод встал, Сашка остался без работы, депрессия. Ирка только родилась, денег ни на что не хватало. Катя начала шить на заказ.

Как они тогда жили? Даже вспоминать неприятно. Но выпутались. Саша пошел работать в МЧС, как-то наладилось все, но Катя с тех пор навсегда закрыла свою швейную машинку. Так и сказала: «Прощай старушка!» И спрятала подальше.

– Что ты, Кать?

– Да так…

Она встала. Ира спустилась первой и, прикрывая вину улыбкой, подошла к матери. Катя обняла ее, не сказав ни слова.

– Как тебя туда занесло? – спросил отец.

– Случайно.

– Так не бывает! – Саша хотел продолжить, рассказав, как попадают в такие переделки, но Катя одним взглядом одернула его. – Ладно, потом поговорим, идите, только осторожно, ради бога!

– Спасибо, Паш! – Саша пожал руку Павла. – Я так и не понял, как ты умудрился так быстро домчаться до Ирки. Мы вон с Катей еле отдышались и все равно не смогли догнать тебя.

– Так я ж космонавт! – отшутился Павел.

– Ну да… тренировки, специальная подготовка… куда нам, серым труженикам…, – Саша, казалось, не заметил шутливого тона.

– Да ладно, не жалуйся, вон у тебя бицепсы, как шары надутые, труженик серый! Кать, и давно он так трындеть начал? Что-то я не помню, чтобы раньше он на что-либо жаловался.

Павел догнал Катю и пошел рядом, а Саша остался позади.

Костер, то догорал, то вновь азартно вспыхивал, набросившись на сухую ветку и аппетитно пожирая ее. Катя с дочерью ушли спать: огонек свечи еще освещал палатку и силуэты женщин, готовящихся ко сну.

– Ира стала совсем взрослой, – Павел расшевелил костер, и искры, словно только того и ждали: пчелиным роем они устремились в небо – темное, нависающее над Землей плотным куполом.

Саша, не мигая, смотрел на пламя. Оно жило, пока была пища, но и потом не умирало сразу, а, притаившись в золе, ждало. Ждало, когда новая порция дров ляжет поверх останков сгоревших поленьев, и тогда мерцающие в угольках искры очнутся, жарко лизнут их, и будут лизать до тех пор, пока они тоже не превратятся в золу.

– Так и мы: горим, горим и в итоге превращаемся в прах, – задумчиво произнес Саша. Повернувшись к другу, пристально посмотрел на него. – Ире всего пятнадцать. Не такая уж она и взрослая. А, учитывая особенности переходного возраста, можно сказать, что ума ей пока не хватает, хоть она и думает, что умнее всех.

– Ты несправедлив, – возразил Павел, – она очень даже разумная. Прав ты в том, что в этом возрасте человек проходит этап становления личности. Отсюда вредность, противоречивость, ранимость души.

– Души?! – Саша искренне удивился. – Это ты когда успел разглядеть ее душу?

– Тише, тише, ослабь оборону, или нападение? А? Саш, давай сразу все выясним, что произошло сегодня вечером, кроме того, что я первым успел подбежать на помощь к твоей дочери?

Саша понял, что сорвался.

– Извини, нервы что-то… Знаешь, мы с Катей за Ирку…