Антон Антонов - Меч Заратустры

Но силы утекали быстрее, чем развивались все другие события, способные повлиять на исход этой схватки.

И кончилось тем, что пальцы королевы безвольно разжались и меч вылетел из ее руки.

Исход крестоносцев из Москвы тянулся больше суток. Дзержинцы ворвались в город буквально по пятам крестоносного арьергарда, но буфером между ними встали кремлевские спецназовцы.

Они на какое-то время задержали дзержинцев в восточной части города, в то время как белые воины Армагеддона утекали из западной.

Потом бои перекинулись в центр, и в гостинице «Украина» забеспокоились. Тут остался только понтифик Петропавел с частью своей гвардии и охрана резиденции, представленная худшими из худших крестоносцев.

Чувствуя, что толку от этой братии не будет, понтифик собрался уже было вернуться в свой личный дворец на Красной площади под охраной лучших сил спецназа. Но оказалось, что боестолкновения идут уже на ближних мостах и проникнуть в центр города практически невозможно.

В больном мозгу понтифика это сообщение трансформировалось в весть, что турки перешли в контрнаступление и отбили проливы обратно.

В эти дни Петропавел стал совсем плохой. То он видел себя в Риме, то в Константинополе, а один раз и вовсе угодил в Иерусалим и потребовал, чтобы ему сплясали хава-нагилу и проводили к стене плача.

Понятно, что руководить обороной резиденции Белого воинства Армагеддона ему в таком состоянии было трудно.

Охрана отправила гонцов вдогонку императору, но пока они добрались до места его ночлега, Лев это место уже покинул.

Он спешил на соединение с великим инквизитором Торквемадой, еще не зная, что Магистр трибунала уже забыл и думать о прежних раскладах.

У него в плену сама Орлеанская королева – ему ли мечтать о большем.

Еще не вошел в силу третий день похода, а Торквемада уже собрался с добычей назад, в охваченную огнем и насилием Москву.

Тем более, что гонцы с паническими сообщениями, не найдя императора, наткнулись на боевое охранение черных монахов.

Теперь у него было не одно, а целых два оправдания на случай, если кто-то спросит, почему он прервал поход. Одно из них – бесценная добыча, а другое – оборона резиденции и священной особы Вселенского понтифика.

Из сумбурных показаний очевидцев Торквемада сделал вывод, что большая опасность резиденции пока не угрожает. Кремлевцы и дзержинцы бьются в центре города, а сатанисты жгут север и кучкуются вокруг Останкина. Кто-то сказал им, что сатанофобы собираются поджечь последний зримый символ сатанизма в Москве – башню, которая есть не что иное, как фаллос Вельзевула, воплощенный в камне.

И Торквемада не сомневался, что дальше все пойдет по накатанной колее.

Как бы сатанофилы ни защищали башню, она все равно загорится.

Но это нисколько не беспокоило великого инквизитора.

У него были другие планы, и Останкинская башня не имела к ним никакого отношения.

Когда Жанна очнулась, ее окружали уже не четыре противника, а в десять раз больше. И все они были в одинаковой одежде, которая вполне подошла бы сатанистам.

Длинные черные кимоно, перешитые на скорую руку в балахоны с капюшонами. Отбросить капюшон – и получится чистый самурай. Надеть – вылитый монах. Заправить полы в брюки – и не отличишь чужака от боевика из армии сатаны.

Даже мечи они носили по-разному. Кто-то по-самурайски за спиной, а кто-то – по-европейски на поясе. А у некоторых вовсе не было мечей.

И у Жанны меча теперь тоже не было. Его крутил в руках невысокий человек, лицо которого в профиль скрывал капюшон. Но из-под него выбивалась прядь волос, а значит, маски уже не было.

– Хороший мастер, – сказал он, заметив, что Жанна открыла глаза.

Королева вспомнила, что именно этот человек дотянулся-таки до ее шеи, когда она выронила меч.

Неподалеку тихонько заржала кобылица. Жанна бросила на нее взгляд и убедилась, что лошадь в порядке.

– Самый лучший, – сказала она, имея в виду мастера.

– Я тоже предпочитаю иметь дело с ним, – признался человек в черном.

И повернулся к ней лицом.

Усы и испанская бородка не слишком изменили его.

Холодные пронзительные глаза были такие же, как тогда, много недель назад, на холме у Москвы-реки.

– Пантера! – выдохнула Жанна.

– Теперь меня зовут иначе, – поправил он.

– А повадки прежние.

Пантера медленно стянул с головы капюшон и ответил негромко и устало:

– Нет. Мне надоело убивать без цели. Теперь я нашел цель.

– Ты маньяк.

– Я вампир. А вампиры чахнут без чужой крови. Один добрый человек недавно назвал меня Дракулой.

– Вампиры бессмертны, а ты нет. К счастью для добрых людей.

– Ты уверена? Разве меня не хоронили уже?

Если всерьез придираться к словам, то его не хоронили. Просто были люди, которые видели его растерзанный труп.

Но сейчас Пантера нисколько не походил на мертвеца.

А вот на вампира, пожалуй, да. Даже клыки у него были длиннее, чем обычно.

Это даже отмечали в розыскных ориентировках в качестве особой приметы.

– Все повторяется, – сказала Жанна, приглядевшись к его зубам. – Интересно, ты меня загрызешь или снова попробуешь распять?

– Раз шесть или семь. Даже не надейся. Эта казнь для девственниц. А для ведьм у нас другая кара. Только обращенные в пепел не смогут встать в ряды черного воинства, когда наступит день Армагеддона.

– Я девственница, – заметила Жанна. – А мученики попадают в рай. Им нечего делать в рядах черного воинства.

– Поговори об этом с судьями трибунала.

«Тебя сожгут на костре», – сказала Жанне родная бабушка молодой жены Конрада фон Висбадена.

Похоже, Пантера сумел-таки заманить Орлеанскую королеву туда, где кончается зачарованная земля.

А людей на поляне становилось все больше. И слушая доклады новоприбывших, Пантера все больше мрачнел.

Зато Жанна почерпнула из этих мимолетных разговоров других людей много нового и интересного.

Например, что Пантеру теперь называют Торквемадой. И что крестовый поход можно считать завершенным. Причем завершенным безуспешно.

Половина фанатиков погибла в битве на Истре, другая половина затерялась в бескрайних дебрях, погнавшись за голой ведьмой на крылатом коне, который по информации из третьих рук, представлялся чем-то вроде гибрида Пегаса с кентавром и единорогом.

Про такие мутации Жанна еще не слышала, к тому же конь Елены Прекрасной был самым обычным ипподромным мерином, и даже не очень быстрым.

Где теперь Елена, понять было трудно, а вот Варяг сбежал на Русь со всеми, кто еще с ним остался.

Жанны, похоже, вообще не стеснялись, и это был плохой признак.

Впрочем, присутствие живого и здорового Пантеры, страдающего комплексом Дракулы, само по себе было плохим признаком. Прямо-таки просто отвратительным.