Извас Фрай - Мы остаёмся жить

За подобные выпады меня и прозвали «капитаном дураков». За своей репутацией я слежу и проколов себе не позволяю. За это меня и держат на корабле как главного дурака на Рейне.

Ах, это выражение лица хозяина этого дешёвого притона – как я привык к таким взглядам за эти годы. Я только что унизил его, хоть и за время нашего короткого разговора, я всё время старался выставить за униженного себя. А этот бугай даже не подозревает, с какой продажной грязью я только что его смешал. Ни принципов, ни морали – только деньги, а за них – хоть дурака он примет как короля. Это была истинная победа, о которой побеждённый даже не знает.

Все черты его лица смешались. Он выхватил монету и быстро зашагал куда-то прочь, оставив после себя лишь мерзкий запах изо рта.

Золотая французская монета, волшебным образом возникшая в грязных пальцах такого оборванца как я – конечно же, против воли вернула нам заслуженное внимание публики. Ничего иного и ожидать не следовало. Всё продумано до самого последнего шага.

Я встаю ногами на стол и чуть не ударяюсь головой о потолок. Зато теперь, каждый в этом кабаке может отлично меня разглядеть. Я прижимаю левую руку к груди, а правую – театрально подымаю вверх:

– Дамы и господа, – начинаю я, – перед вами – вовсе не команда дураков. Мы – свободные люди, которые странствуют по свету и волей Господа пытаются как-нибудь выжить в этом жестоком и опустошенном войнами и болезнями мире, где царь не Бог, но Дьявол. Мы – вовсе не попрошайки. Мы – несчастные и бедные люди, от которых отвернулись все, даже близкие и друзья. Но мы – так же и поэты, и актёры. Мы – вовсе не те дураки, за которых вы нас считаете. Наш корабль – это убежище для всех и каждого, от кого отвернулся Господь, но кто остался невиновным ни в чём. Мы, за самую скромную плату, предлагаем вам услуги всех категорий. Правда – не существует того, чего хотя бы один из членов моего экипажа не сумел бы сделать. И плата – чисто символическая; в разы меньше, чем услуги местных мастеров. И да, если у здесь присутствующих имеются дурацкие родственники – мы готовы принять их на свой борт, если они не страдают морской болезнью и не склонны выбрасываться за борт. Ну, давайте: от кого бы вы хотели избавиться, отправив в путешествие на корабле дураков? Ну же, господа?

Сначала, ты убеждаешь себя в правдивости того, о чём говоришь. А вставить эту мысль в головы остальным – дело звука. Этот закон был известен ещё древним греками, манипулировавшими людьми задолго до моего рождения. Звучание их языка – прекрасно; а идея – настолько же глубокая, насколько древняя.

Я был доволен собой. Я ждал аплодисментов в виде моря предложений: нового члена экипажа или работы – для дураков всё хорошо. Каждый новый город – новый шанс, для каждого из нас. Вдобавок, из погреба успел вернуться хозяин кабака с двумя бочонками в каждой руке, а за ним цепочкой тянулись его жена и дети с деревянными пинтами для нашей скромной компании.

Несколько человек в зале даже привстали – видимо, мои слова кого-то всё-таки зацепили и они были готовы обратиться ко мне. Но их опередил тот самый тип, который до сих пор, хоть и был мертвецки пьян, не спускал руки с пояса, где висел его тяжёлый меч.

– Дьявол! – закричал он, указывая на меня пальцем.

Только этого не хватало.

– Я помню тебя!

К такому повороту следовало бы подготовиться заранее. Убить этого мерзавца мало.

– Когда я был ещё мальчиком, – начал этот пьяный мешок отбросов, – я жил в Антверпене. Там водилось множество плутов и жуликов; но самым пронырливым и бесчестным из них – был он – тот, кто стоит сейчас на столе, в кругу дураков. Все плутовки Антверпена ходили за ним цепочкой. Он использовал беспризорных детей; и те ради него грабили, обманывали и иногда убивали тех, кто стоял у него на пути. Я вижу, хоть он и покинул Антверпен, но всё равно управляет людьми. Ведь его дураки – его рабы. Они полоумные – и ни в чём не знают себе границ. Я помню, как этот поддонок сел на корабль и смылся. Ещё лет десять назад вести о его проделках доходили до меня из Амстердама, Брюгге и даже Копенгагена! Сколько городов, сколько людей ты обвёл вокруг пальца, а, мерзавец?! И вот, ты здесь – хочешь навредить этим добрым людям?! Так я покажу тебе! Никогда мне не забыть твоего лица – я видел его в детстве множество раз.

Нет, ну конечно же, он врал. Как минимум треть его слов, говоря откровенно, были неправдой. Но вот кто же это мог быть, раз он узнал меня?! В такие ответственные моменты – память подводит меня.

– Взгляните на меня, добрые граждане, – сказал я, – да я ведь одного возраста с этим отважным рыцарем. Как же я мог вести разбой в годы его юности? Может, я сам был ребёнком, когда стал королём преступного мира?!

Смешки в зале.

– Какие богатые фантазии у этого милого господина, – продолжил я, – кажется, любезные граждане, я нашел уже нового члена своего экипажа. Ну, кто за то, чтобы мы приняли его на свой борт?!

– Ты, ублюдок, помню, хорошо говорил по-нидерландски в годы своего разбоя; почти так же хорошо, как сейчас говоришь на немецком. Этих людей – обмануть тебе удастся; но меня – никогда. Скажи, неужели ты забыл этот язык?

– Да я и был всего-то пару раз проездом в Роттердаме – откуда мне знать нидерландский?! Господа, кто-нибудь знает, кто такой этот сэр в доспехах времён первых крестовых походов?

– Меня ты не обманешь, – он внезапно перешёл на нидерландский – слова и звуки такие же, какие можно услышать из каждой щели в антверпенском порту.

Он медленно сделал пару раскачивающихся шагов, будто даже пьяным не терял осторожности, всё так же сжимая рукоятку меча, но не торопясь вынимать его из ножен.

– Ты ведь знаешь этот язык, не так ли?

– Что он бормочет? Что это за язык? Кто-нибудь здесь говорит на турецком?

Главное: забыть о том, что я прекрасно владею всеми формами тогдашнего нидерландского – тогда и убедить остальных в этом у меня получится. Но это трудно – делать вид, что ничего не понимаешь, когда тебе ясно всё.

– Ты ответишь за всё, – сказал он, – я вызываю тебя на поединок.

Он быстро рванулся в мою сторону и почти подошел к столу, на котором стоял я.

– Здесь и сейчас!

– Вахтэ! – против своей воли, я попросил его подождать немного на нидерландском и тут же обратно перешел на немецкий, – четыреста лет назад, а Византии, я голыми руками разделался с целой бандой разбойников-крестоносцев, державших в страхе всю округу. С тобой – мне хватит и одного пальца.

Я набрал из бочонка кружку эля и выпил её залпом.

– Ты ведь кое-что забыл.

– Что? – спросил он.

– Где твой шлем, рыцарь?

Его рука, сжимавшая ножны, стала вытаскивать меч – ясно, с какой целью. В этот момент, я схватил бочонок эля с откупоренной верхушкой и прыгнул вместе с ней со стола в его сторону. Я надел бочку прямо ему на голову. Его лоб пробил дно сосуда с нашей выпивкой. Мои ребята останутся без эля; но мне ничего не жалко для этого рыцаря – пусть он напьётся местного пойла по горло.