Энн Маккефри - Хрустальная певица [= Певцы Кристаллов]

— Только если мне чертовски повезет, — засмеялась она, постепенно восстанавливая внутреннее равновесие.

Глаза Ланжеки не отрывались от нее. Он вспомнила старинную историческую драму: мужчина гипнотизировал девушку, бездарь в музыкальном смысле, чтобы она победила в сложнейшем вокальном выступлении. Имя мужчины она не могла вспомнить, но подумала о Ланжеки: Мастер одной из самых престижных Гильдий во всей службе Федерации Планет… гипнотизирует ее, чтобы она нашла черный, чертовски драгоценный черный хрусталь… Нет, это смешно. Только она не сказала бы этого Ланжеки, особенно когда он смотрит на нее таким взглядом, который не вызывает ничего, кроме смущения.

И вдруг он захохотал, да так, что согнулся в пароксизме смеха. Он упал в кресло, запрокинул голову и продолжал смеяться.

Смех его был удивительно заразительным, и она тоже засмеялась тому, что сам гильдмастер так уронил свое достоинство в присутствии ученицы.

— Килашандра, — сказал он, перестав, наконец, хохотать, — я должен извиниться, но выражение вашего лица… Я поставил под угрозу репутацию всей Гильдии? Я очень давно не смеялся.

Тоскливая нотка в его последних словах задела Килашандру за живое.

— У нас на Фьюерте привыкли говорить, что я была бы хорошей комической певицей, если бы не помешалась на ведущих ролях.

— Не нахожу в вас ничего смешного, Килашандра, — сказал он. Глаза его блеснули, и он протянул руку.

— А какое находите? Драматическое?

— Неожиданное.

Он взял ее руку, которую она машинально протянула, погладил большим пальцем ладонь, повернул и поцеловал.

У нее перехватило дыхание от ощущения, которое прошло от ладони к кончикам сосков. Она хотела отнять руку, но увидела на его губах нежную улыбку, когда он поднял голову. Ланжеки старался не показать своих истинных чувств, но рот выдавал его.

Его прикосновение, когда он притягивал девушку к себе, было мягким, умелым и непреодолимым. Он положил ее к себе на колени, головой на сгиб своей руки, снова поднес ее руку к губам и она закрыла глаза от наслаждения нежным поцелуем. Он выпустил ее руку, и она ощутила, как он гладит ее волосы и наматывает локон на палец. Затем он дотронулся до ее груди, легко и умело.

— Килашандра? — тихим шепотом спросил он.

— Ланжеки!

Его рот прижался к ее губам так ласково, что она даже не сразу поняла, что ее целуют. И так было со всем остальным в ее первом опыте с гильдмастером, любящим и чувствующим каждое ее ответное движение.

С ним Килашандра напрочь позабыла о предыдущих любовных опытах…

Проснувшись на следующее утро, Килашандра обнаружила, что его пальцы слегка сомкнулись на ее руке. Она повернула голову, встретилась с его еще сонным взглядом. Она лежала на спине, он на животе, и единственной точкой соприкосновения были их руки, однако Килашандра чувствовала, что каждый мускул и нерв ее были в гармонии с ним, а у него с ней. Она глубоко вздохнула. Ланжеки улыбнулся, как бы зная, что его улыбка зачаровывает ее, перекатился на спину, взял руку Килашандры и поцеловал ее в ладонь. Она закрыла глаза от потрясающего ощущения, которое вызывало в ней самое легкое прикосновение его губ.

Затем она заметила тонкие белые линии на его обнаженной груди и плечах: некоторые шли параллельно, другие перекрещивались.

— Я, кажется, говорил, что пел кристаллу, — пояснил он.

— Резал кристалл — это ближе к истине, если посмотреть на тебя, — сказала она и приподнялась, чтобы осмотреть весь его мускулистый торс. — Откуда ты так точно знаешь, о чем я думаю? Вроде никто не упоминал о телепатической адаптации к споре.

— Ее и нет, милая. За десятилетия я просто привык разбираться в языке тела.

— Поэтому ты и гильдмастер, а не певец?

— Здесь должен быть гильдмастер.

— Трег никогда не смог бы…

— Так кто теперь телепат?

— Ну, ты получше следи за своим ртом.

— Мой рот ничего не говорил насчет будущего Трега.

— Не говорил. Итак, рекруты отбираются сознательно?

Его рот ничего не выдал ей.

— Откуда у тебя такие мысли, Килашандра? — Глаза его смеялись, отметая ее воспоминание о разговоре Бореллы с другим певцом в челноке.

— Мне это пришло в голову из-за кучи предупреждений ФП, сделанных, чтобы уберечь людей от присоединения к Гильдии.

— ФП, — губы Ланжеки стянулись в тонкую линию, — крупнейший покупатель кристаллов, особенно черных. — Он повернулся к ней и посмотрел на ее рот. — Сегодня у меня тоже выходной, и я страстно желаю побыть с тобой.

Он и в самом деле был так пылок, как она могла бы желать, и исключительно внимателен. После завтрака Килашандра спросила, как они попали из его служебного кабинета в эту квартиру на этаже певцов.

— Личным лифтом. Одна из моих привилегий.

— Так вот, значит, чем объясняется твое поведение, как бы ниоткуда?

Ланжеки радостно засмеялся каким-то мальчишеским смехом, который заставил ее виновато подумать о Ремболе.

— Мне часто бывает необходимо «появиться» неожиданно.

— Почему?

— Возьмем, к примеру, твой случай. — Его улыбка чуть-чуть изменилась, губы слегка искривились. — Я бы назвал это шестым чувством. Мне понравилась твоя неуместная лояльность к Каррику. Я хотел, чтобы ты была подальше от системы Скории. Как только ты прошла входные требования, ты оказалась под моей ответственностью.

Но ведь и так все в Гильдии!

— Больше или менее. Но ты, Килашандра Ри, совершила Милки-переход.

— Ты делаешь это всегда… — ее уколола его прямота, и она обвела спальню театральным жестом оперной героини.

— Нет конечно, — воскликнул он со взрывом смеха, взял ее руку и поцеловал в ладонь с обычным, несмотря на ее негодование, эффектом. — Это не входит в мои обязанности, милая. Эту привилегию даровала мне ты. Я хотел познать тебя до того, как ты поедешь в Ряды, и не сомневался, что в твоей памяти останется отметка.

— До чего «до того»?

Килашандра все-таки уловила тон, которым он произнес «до того».

Он собрал грязные тарелки и сунул их в специальное отверстие для утилизации отходов.

— До того, как хрустальное пение отравит твою кровь. — Он повернулся, и она увидела печаль на его лице.

— Но ты же пел кристаллу?

Он взял ее за плечи. В глазах его ничего не отражалось, лицо было спокойно, линия рта казалась совершенно прямой.

— Ты хочешь сказать, что после того, как я буду петь, во мне не останется ничего хорошего? Ничего хорошего для тебя?

Вместо ответа он крепко прижал к себе ее сопротивляющееся тело.

— Милая, я буду ласкать тебя до завтрашнего утра, а потом провожу тебя к твоим саням и к Моксуну. Когда он покажет тебе на практике искусство резки на настоящем слое, ты уж постарайся найти заявку Киборгена. А когда ты вернешься из своего первого путешествия в Ряды, — он загадочно рассмеялся, — я так и останусь гильдмастером, а ты, — он поцеловал ее, как бы прощаясь, — станешь настоящей хрустальной певицей.