Алексей Резник - Собачьи похороны

Фотограф Роман Лесовой

Дизайнер обложки Александр Юрьевич Чесалов

© Алексей Резник, 2020

© Роман Лесовой, фотографии, 2020

© Александр Юрьевич Чесалов, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-4498-7116-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Примерно за два месяца до ниже описываемых событий в одну из ночей полнолуния мне приснилось странно выглядевшее жуткое чудовище, у которого было человеческое туловище и собачья голова. Дело происходило в каком-то громадном дворце – не дворце. В ярко освещенном факелами зале собакоголовое чудовище сидело на троне и что-то повелительно мне гавкало, а я почтительно внимал его гавканью, беспрестанно согласно кивая головой и боясь поднять глаза, чтобы не встретиться с яростным взглядом бешеного пса. Я проснулся в холодном поту и очень долго не мог потом прийти в себя. Как ни странно, но в тот же день мне позвонил мой старый друг еще с университетских времен, Паша Шелупанов и спросил – нет ли среди моих знакомых хорошего ветеринара. А зачем именно – не сказал. Затем, после того, как я дал отрицательный ответ, он перевел разговор на какие-то не значащие пустяки и вскоре наш разговор закончился сам собой, без каких-либо взаимных потуг вежливо и плавно оборвать его, как подобает воспитанным людям. Помню, что когда я положил трубку, то невольно пожал плечами.

Дней через десять однажды поздно вечером мне позвонила жена Паши Лика и сквозь слезы спросила – нет ли среди моих знакомых хорошего ветеринара. Я, признаться, слегка был удивлен заданному вопросу, и ответил Лике, что есть среди моих знакомых одна ветеринарша, специалист по заболеваниям крупного рогатого скота, но так как, насколько мне известно, у Паши и Лики дома живет собака, а не корова, то ветеринарша эта не может представлять для них никакого интереса, и дальше я корректно полюбопытствовал: почему не звонит сам Паша, который дней десять назад уже задавал мне тот же самый вопрос? Лика сказала, что Паша болен и что у них вскоре намечается какая-то большая-большая беда, в которой им никто не в силах помочь. На мой немедленный, естественно прозвучавший вопрос – какого рода с ними приключится беда, Лика ничего не смогла мне ответить, залившись слезами и, бросив трубку.

А ночью, наступившей непосредственно после более чем странного разговора с Ликой, мне опять приснилось то же самое собакоголовое чудовище, повелительно гавкавшее на меня в тронном зале какого-то дворца. И я снова проснулся в холодном поту, проклиная жизнь за то, что даже во сне я не могу познакомиться с юной прекрасной девушкой, немедленно бы в меня влюбившейся. В дальнейшем, вплоть до начала того дикого и нелепого приключения, в которое я невольно был втянут подстерегшим меня из-за угла коловоротом нагромоздившихся друг на дружку случайностей и событий, мне больше не звонили ни Паша, ни Лика и не снилось древнеегипетское чудовище – бог Анубис с головой пса и я постепенно про них всех забыл, целиком окунувшись в свои обычные повседневные заботы…

Итак, прошло два месяца и…

…Громадный кобель тигрового окраса, породы «среднеазиатская овчарка», по кличке Валтасар Экскью, бросил тоскливый яростный взгляд на навсегда покидаемый им мир, содрогнулся всем своим мускулистым туловищем, щедро сморкнулся продуктами распада разрушающейся саркомы носоглотки на стену родной квартиры, где счастливо прожил добрый десяток лет и с хрипом рухнул на правый бок с тем, чтобы уже никогда не подняться. Кровавая слизь медленно стекала по зеленоватым обоям стены, ставя мерзковато выглядевшую и дурно пахнувшую точку на жизненном пути свирепого Валтасара. Агония пробежала по восьмидесятикилограммовому полосатому телу и через сорок секунд все было кончено – одной среднеазиатской овчаркой стало меньше на свете. И не такой уж конечно же это значительный повод, для того чтобы посвятить ему отдельный рассказ, но учитывая уже упомянутые мною жуткие сновидения и болезненно странные звонки бездетных старых друзей, имевшие быть место за два месяца до смерти, а в особенности удивительные и в высшей степени анормальные события, последовавшие немедленно после «безвременной кончины» Валтасара и непосредственно ею же вызванные, не могли не заставить меня рассказать миру страшную правду о так называемых «пурккуэрцах», скрывающихся под безобидной личиной банальных кобелей-среднеазиатов. Можете мне верить, можете – не верить, но во всяком случае, попытайтесь сделать определенные, а главное – правильные выводы…

Я был крайне небогат, о чем не совсем оправданно было бы поведать в кратком прологе данного повествования, совершенно одинок и с надеждой на лучшее упорно трудился в качестве редактора отдела прозы одного малоизвестного художественного журнала, чье название нет никакого смысла приводить ввиду его явного тождества с таким точным и малопривлекательным понятием, как – «информационный балласт».

Старинный маятник на стене показывал около двенадцати часов дня. Я сидел за своим рабочим столом и делал вид, что редактирую скучный и неинтересный рассказ неизвестного мне автора под названием «Нефтяные желуди». Стиль и сюжет меня нервировали до крайности и, если бы не категоричное указание главреда «довести» рассказ до более или менее «читабельного» вида, я бы с удовольствием вышвырнул его в окно. Окно, кстати, было широко раскрыто по случаю страшной предгрозовой духоты, царившей на улице. Духота эта насквозь была пропитана ядовитыми испарениями асфальта, плавившегося под лучами жаркого июньского солнца, несколько минут назад скрывшегося за серой облачной пеленой. Безусловно, что погода меня нервировала тоже. Собственно, в этот день меня нервировало абсолютно все. А особенно тридцатидвухлетняя дебелая корректорша Элька, сидевшая у противоположной стены кабинета прямо напротив меня. Так же, как и я, Элька делала вид, что занята своими прямыми профессиональными обязанностями, хотя на самом деле мысли ее витали Бог знает где. Как обычно, она пялилась на меня с бесконечно добрым и совершенно беззащитным выражением в зеленоватых выпуклых глазах. Природа создала корректоршу безнадежно непривлекательной, и она уже давно смирилась со столь печальным для нее обстоятельством. Самое плохое заключалось в том, что, кажется, ко мне корректорша уже не первый месяц испытывала серьезную симпатию, не умея и не пытаясь этого скрыть. А я ее за это ненавидел и мечтал о наступлении того дня, когда «рыжую дуру Эльку» наконец-то уволят за тупость и «несоответствие». Но, увы, дело свое корректорское она знала в совершенстве и мне волей-неволей приходилось терпеть ее постоянные неуклюжие попытки к ухаживанью. Как это происходило и сейчас…