N. Merilion - Она – Пристань. Ambo Valentia

С усилием я подняла себя с кровати и направилась в душ, сидела под теплой водой и полоскала рот, пока она не выключилась.

В той комнате я поняла, что Кайт мне гораздо важнее собственной жизни. А он за все время моего отсутствия не написал ни строчки. И меня убило это.

В коридоре на моем этаже стояла кофемашина, я взяла себе сразу два стакана крепкого черного кофе и долго пила его маленькими глоточками, пытаясь заглушить горечью этот тошнотворный привкус дыма.

Кайт… Неужели, если бы я умерла в этой камере, ты бы… Что бы ты сделал? Ничего. На следующий год, выпив свою профессиональную таблетку, ты бы даже не вспомнил обо мне. Я пристально рассматривала в окно бесконечные серые высотки домов.

Вспомнила, как сходила с ума, когда он пропал. Как мне было остро пусто.

И как же больно осознавать, что он не испытал ни грамма этих чувств, когда оказался на моем месте.

А потом в мою голову закрались вопросы… Почему он тогда пропал так надолго? Он сказал, что это было не по его воле. Может, его также держали в стеклянной камере? И он также не выдал меня?

Почему же меня отпустили? И только меня? Почему на меня так странно смотрела та женщина-надзиратель?

Я не выдержала и открыла «Зеркало».

Будто снова научилась дышать. Столько сообщений! Какой странный: когда не знал, где я, молчал. А когда я написала, что все хорошо, и просто вышла – вон как переживает!

Я поспешно напечатала сообщение:

– Милый Кайт. Прости, вчера был очень тяжелый день. У меня не хватило сил, чтобы рассказать. Но, когда вернусь вечером после работы, я все-все расскажу тебе! Прости, что я вышла из Сети без предупреждения. Больше так никогда не сделаю.

(Слово «милый» в обращении к нему я использовала впервые. Я не стала придумывать ему прозвища, как он мне).

Когда я появилась в Архиве, на меня тут же накинулась женщина, принявшая меня на работу. Она была возмущена, но старалась сдерживать себя.

– Это немыслимо. Иметь такую работу и посметь ее прогулять. Штраф превысит половину твоей зарплаты за месяц.

Я уже несколько раз извинилась, но это не помогло. Поэтому я просто молчала, рассматривая пол.

– Где же ты была вчера? Или, может, мне стоит написать заявление об этом случае в службу найма? Твое резюме быстренько подпортят.

– Мисс Вексель, – мы обе ошеломленно посмотрели на подошедшего к нам господина Альба. – Девочку по ошибке забрали как преступницу. И ее отпустили вчера. Она переволновалась и поэтому не явилась на работу. Надзиратели отчасти виноваты в ее прогуле. Не будем же портить ей резюме, раз это не всецело ее вина.

Мисс Вексель поджала губы и смерила меня ехидным взглядом:

– Что же ты не сказала сразу?

От монолога господина Альба у меня внутри все перевернулась, и я что-то мямлила в ответ, пока архивариус не успокоил мисс Вексель и не указал мне следовать за ним.

– Господин Альба! Спасибо, спасибо! Как вы это смогли? – я горячо благодарила его, с горечью вспоминая, как резко с ним разговаривала накануне.

– Как ты попала туда? – обеспокоенно спросил он.

– Как вы смогли вытащить меня оттуда?

– Я ничего не делал для этого, – в его голосе я уловила что-то странное, но не смогла определить, соврал он или нет. Если сказал правду, то кто тогда меня выручил? Кайт, к сожалению, был вне подозрений, он даже не удосужился справиться о моем отсутствии, пока я сама ему не написала. И, если меня вытащил все-таки господин Альба, значит, Подземные имеют какой-то вес в Государстве.

– Меня поймали в Новостном пункте… И я действительно преступница.

– Это все из-за твоего друга из «Зеркала», – проворчал себе под нос господин Альба.

– Не знаю, что теперь делать, – в отчаянии призналась я. – Пройдет ли все это бесследно? Вряд ли.

Господин Альба не стал ходить вокруг да около:

– Присоединяйся к Подземелью! Спускайся к нам.

– Вы что? Нет! Я хочу оставить все как есть, – выпалила я.

– Все как есть уже не получится, – он смотрел на меня, не скрывая сожаления. – Если им что-то помешало ликвидировать тебя официально, они сделают это иначе. А в Подземелье ты будешь в безопасности.

– Не пугайте меня.

– Я не пугаю. Я предупреждаю. Подумай об этом. И найди меня в «Зеркале», чтобы в случае чего послать мне весточку.

– Нет, не нужно.

– Мой ник MAF092. Ты найдешь меня в комментариях под последними новостями.

Сегодня снова мой черед идти на ринг. Проигравший, если выживает, прислуживает победителю до следующей схватки!

Первый год я проигрывал каждую битву. Меня били нещадно, несмотря на мой возраст. В Пустоши я был единственным ребенком. И каждая новая схватка была для меня сродни пытке. Нет, я не боялся боли, я умирал от унижения прислуживать другим!

…и оно жужжало громко…

Я проигрывал Сектантам, избивавшим меня до полусмерти. И молился их Богу по принуждению.

Я проигрывал пьяным ублюдкам и мыл туалеты в их камерах, я терпел их насмешки, терпел их издевательства и вечные побои.

Я проигрывал даже шлюхам и был их личным секретарем, я записывал имена этих бесчисленных клиентов и следил за распорядком встреч, я видел их жизнь изнутри.

..тише…

Я проигрывал всем и каждому, и ни один из них не пощадил меня. Никто и никогда.

…никто и никогда, как он…

…тащил меня и тащил из меня…

Но я терпел, ведь у меня был срок!

В очередной раз я подошел к табло наказаний, чтобы проверить свой срок. Это было спасительное табло, и, когда я терял счет времени во всем этом кошмаре, я шел к табло, чтобы увидеть, что все это кончится через 4 года и 36 дней, 3 года и 135 дней, 3 года и… я не увидел срока!

…я жужжал, и глаза мои жужжали, и пальцы скреблись, и холод был темным…

Я стоял напротив табло, не в силах оторвать от него глаз. Напротив моего имени красовалось: «Выход, которого нет»…

Это значит, что вы якобы можете выйти из Пустоши в любой момент. В любой момент, как найдете из нее выход!

Вот только выхода не было. Был только вход.

…жужжали глаза…

Я перестал слышать звуки Пустоши, звуки хаоса, я перестал слышать даже звук своего собственного сердца.

– Почему? Почему? Кто это сделал со мной? – воззвал я к Пересмешнику, который казался мне моим последним спасением.

– Кто-то. Изменил. Настройки твоего наказания. Кто это. Мог сделать?

– Отец… – сквозь зубы произнес я и так сильно сжал их, что они захрустели и застреляли в десна.

– Только он мог. Это сделать… – отозвался Пересмешник.

Тот день должен был уничтожить меня полностью. Но нет. Тогда я ощутил в своей груди незнакомое тепло. Это тепло усиливалось и росло, пока не начало гореть, жечь, сжигать заживо, потом внутри будто что-то взорвалось – и образовалась пустота.