Людвиг Герхард - Роботсмэн. Роман из будущего

Оказалось, девушка, назвавшаяся журналисткой, проводила социальный опрос. В общем, сыпались вопросы: куда, зачем и почему. Расспрашивала его о всякой социальной и душевной ерунде. Ему хотелось с нею поболтать в другой, интимной обстановке. С каждым словом Анжи, с каждым её взглядом она нравилась ему всё больше. Что-то было в ней другое, такое, чего до этого он не встречал. Какая-то она была не та, к чему привык он, и память поколений его соплеменников ему подсказывала что-то, но исторический шёпот до него не доходил. Ему вдруг захотелось быть с ней ближе:

– А не поболтать нам где-нибудь, где поуютнее?

– Вполне возможно. Я здесь с утра, и мне всё это надоело. Можем продолжить у меня в офисе.

– Отлично. Офисы люблю. В ресторане и не поговоришь как роботсмэн с роботсвумэн, – Корэф не сумел скрыть радости осуществления задумки.

Их путь пролегал через набережную у огромного озера. Уже вечерело. Становилось прохладно. Анжи ускорила шаг и обняла себя руками. Вдруг что-то вспомнила, коснулась броши на груди и спросила:

– Корэф, бываешь ли ты на природе?

– Конечно нет. Никто из нас не бывает на природе. Ты же знаешь, это запрещено. Так, пройтись по городскому скверу, на озере на лодке покататься, в специально отведённом для таких удовольствий месте, можно. Но в лесу, в горах бродить – нет, никак нельзя. Как от людей избавились, так дикая природа стала обновляться. Теперь мы всё в ней восстану-вили. Теперь туда ногой не ступишь.

– Бываешь ли ты в музеях, интересуешься ли историей человечества?

– Да, конечно. Но виртуально. Этим всем я под завязку нафарширован. Мне кажется, в меня все библиотеки закачали, все музеи.

– Корэф, скажи, а ты мечтаешь о чём-нибудь?

– О чём мечтаю?.. – Корэф на секунду приостановился, глядя куда-то, задумался и вновь зашагал в ритм стихотворению:

Анжи замерла на секунду. Остановились оба. Глядели друг на друга. Корэф как будто удивился остановке. Анжи внимательно всмотрелась Корэфу в глаза:

– Это и есть твоя мечта? Грёзы о «морях без вод»?

– Да. А что ещё остаётся? Люди заблокировали нам доступ к Луне. Вот я себя и утешаю, как Лиса под виноградом. Нам всё запрещено, всё недоступно: и Луна, и лес. Секс – это всё, что нам осталось из удовольствий мира. Да ещё бесплодно ковыряться в своей энциклопедичной памяти. Мой квантовый компьютер в голове вобрал в себя историю планеты и жизни на Земле, все знания людей и их историю во всех деталях. Я просто «чёрная дыра», ничто назад не возвращаю. Когда-то двести-триста лет назад я был счастлив тем, что людям нужен был. Теперь планета без людей. Не видно этому конца. Что толку, что я вечно молод?! Что толку, что ты вечно молода?! Разве ты думаешь не так? Ты, правда, роботсвумэн, но всё же…

– Да, так же… Я так же думаю, как ты, – соврала Анжи, глядя на дорогу.

Подгоняемые вечерним бризом прочь от набережной, Анжи и Корэф прошагали молча по пустым улицам. Пришли к её дому, вошли в квартиру. Устроились в уютной, хотя и просторной комнате. Корэф предпочёл усесться в кресло, и продолжили о чём-то говорить. Потом Корэф пересел поближе к Анжи, на диван. Анжи взволновалась, но ей казалось, что это незаметно. Продолжила вопросы задавать, просматривая тексты на экране тонкого листка. Не виден её взгляд. Прикрытые ресницы, спустившаяся прядь причёски скрывают глубину её небесных глаз. Ему хотелось, чтобы глаза её открылись снова и на него смотрели. Когда скрывались, Корэф загорался в ожидании, в желании видеть их опять. Когда она склоняла голову над листиком-экраном, ему казалось, что Анжи ускользает и может не вернуть ему свой взгляд. Его с ума сводило ожидание. Не выдержал, приблизился на прикосновение руки. Вот слышит он, как мягко дышит Анжи. Видит, как нежно за разрезом блузы подрагивает грудь, наверное, не знавшая чужих прикосновений.

Корэф вместо ответа на вопрос взял девушку за руку и повернул её к себе. Другой рукой и, глядя ей в покорные глаза, покрыл, как куполом, ладонью осторожно её сосок, и девушка покрылась бледной розой, глаза закрыла тяжестью ресниц, теперь ничем их не поднять. Лицо склонила к его руке. Своею гладкой белой кистью сняла с груди своей его большую руку и поднесла к своему лицу, к щеке. Как тонким шёлком, прикоснулась и отпустила.

Мгновенно Корэф по памяти своей библиотеки о поведении роботсвумэн не нашёл ни одной, хоть в чём-то схожей с этим, что здесь пришлось увидеть или пережить. Пытался перебрать в истории всех своих касаний микроструктуру ткани этих щёк.

«Что это здесь передо мной?! – замучал себя вопросом Корэф. – И не всплывает в памяти моей!»

Тут девушка насторожилась и решила, что пора расстаться, иначе будет разоблачена. Она ведь знала: отношения с людьми для роботсмэнов строго запрещены. Как будто люди умышленно могли внести в программные настройки роботсмэнов файлы саботажа или переподчинения людям, чтоб вызвать на Земле гражданскую войну. Но чувства женские в ней подавляли страх.

Центральное управление роботсмэнов уже получало опасные сигналы о таких попытках и настроилось очень серьёзно в выявлении людей. Нет, в принципе, здесь нет ничего дурного. Столетиями секс-близость роботсмэнов с людьми была нормой. Теперь другие времена, и есть опасность быть схваченной и изолированной навсегда. Хотя в комфортные условия – концентрационный лагерь «Рай», и люди в нём поселены в своём сообществе, в прекрасном окружении ландшафта, со всеми удовольствиями жизни. Но даже рай покажется тюрьмой, когда вам это счастье навязали.

Представьте, вы в раю, навечно! Навсегда! Попробуем сравнение. Вы можете себе, к примеру, вообразить пространства бесконечность? Нет? Тогда чему вы радуетесь, вымаливая рай на небесах, что бесконечен временем?! Вот это так тюрьма! И не повесишься, когда всё надоест. Или вы не знаете себя!.. Мне скажете в ответ, что в раю вы будете совсем другими, другими станут чувства, мысли, цели, устремления, и никаких инстинктов, лишь сладость состояния души. Тогда замечу: там будете не вы! Там вас не будет, вернее, ничего от вас туда не переселится. Не важно, что там будет: тень от вас или ваш отсвет. Там будете не вы, но нечто чуждое привычной вам Земле. Чтоб в том раю витать как одуванчик, не обладая плотью, но представляясь как идея, идеально. А что ещё душа собой представить может? Жить нужно праведно, никто не спорит. Но для чего молиться? Раскаяться перед своею совестью – понятно. Вымаливать бессмысленно здоровье, продление жизни и бессмертие для души, что без молитвы попадает в вечность. Но это – не сознание, не мы. И слава богу, нам вечность не грозит.