Александр Бачило - Академонгородок

Окользин, неуютно сутулясь, смотрел в пол.

— Ничего там нет. Это очень старое кладбище.

— А каких, примерно, времен?

— Неизвестно. Нигде оно не упоминается, я специально смотрел архивы в краеведческом. Мне кажется, его и не хотели упоминать. Говорили просто — недоброе место, а кроме неглиневских никто и не знал, почему недоброе.

— Ага, — оживился директор. — Значит, упоминаний и документов никаких? Ну а сами вы как узнали про кладбище?

— Мне рассказывал дед Енукеев, а до этого еще — бабушка моя, Мария Денисовна. Когда я мальчишкой был, она предупреждала, чтоб не вздумал туда, на кладбище, ходить.

Василий Трофимович нетерпеливо отмахнулся.

— Что вы мне тут: бабушка, дедушка… Бабушка-то, небось, надвое сказала? И потом, откуда там взяться кладбищу? Болото да гнилой осинник. Весной я сам выезжал с комиссией.

— Не простой это осинник… — задумчиво произнес Окользин. — Это колья проросли…

Директор осекся.

— Чего-о?

Тут только в глаза ему бросился какой-то болезненно всклокоченный вид инженера. Вот и шнурок на левом ботинке не завязан…

— Колья, — повторил Сергей с мрачной убежденностью. — Когда-то в древности там закопали больше сотни этих… вурдалаков. И каждому в спину вогнали осиновый кол. Иначе от них не избавиться… Но ни в каких источниках не сказано, что будет, если вурдалака раскопать и кол у него из спины выдернуть.

“Э-э, — думал Василий Трофимович, согласно кивая инженеру, — паренек-то — того! Хорошо, если на бытовой почве или, скажем, наследственное заболевание… А ну как признают, что он на работе свихнулся? Вот тебе и производственная травма!”

— Во всяком случае, — продолжал Окользин, — строительные работы на месте кладбища представляют опасность, и поэтому я предлагаю вообще не строить площадку для обжига грубеля, а приобрести финскую экологически чистую технологию. Установку можно будет расположить здесь, на территории завода. Только понадобится валюта…

Сергей остановился и впервые поднял глаза на директора.

“И глаза бешеные,” — подумал Василий Трофимович.

— Скажите, Сергей Юрьевич, — осторожно спросил он, — а вы куда-нибудь еще обращались по этому вопросу?

— Нет. Куда же я мог обратиться?

— Ну, не знаю… в отдел культуры, там, в исполком, в облсофпроф, в поликлинику… то есть, пардон, я не то…

— Вы считаете меня сумасшедшим? — спросил Окользин.

— Да бросьте вы, другое я имел ввиду, — тон директора не допускал никаких сомнений в его искренности и глубоком сочувствии. Мне ведь мало, понимаете, одного вашего слова, чтобы отозвать проект. Меня и самого спросят: на каком основании? А? Чувствуете? Требуется официальное заключение. Чье? Учреждения, уполномоченного решать вопросы всякой там охраны памятников природы и общества. Справка нужна! А будет справка — мы с вами, конечно, тут же, без разговоров примем руководящее решение. Ощущаете?

— Д-да, — Окользин неуверенно кивнул и поднялся. — Значит, вы в принципе не возражаете против… э-э… доработки проекта?

— Ну конечно, не возражаю! Дорогой мой! Все мы должны бережно относиться к нашим кладбищам! Если они имеют место… Словом, желаю вам всяческих успехов и жду в ближайшее время у себя. С полной победой.

Так говорил Василий Трофимович, провожая Окользина за дверь. Но мысли у директора не были похожи на слова.

“Иди, иди! — думал он, — Пусть вурдалаками твоими да и тобой самим занимаются общественные организации. А у меня на психов времени нет, работы по горло… Ни черта с твоим Неглинево не сделается, туда уже стройматериалы завезли… ”

Над широкой квадратной прогалиной, появившейся в лесу на месте бывшего болота, поднимались разноцветные дымы. Сизый все еще шел от кострищ, оставленных лесорубами, черный колечками взлетал над глиняными кучами — там деловито покряхтывал бульдозер. У края прогалины приютилась избушка-времянка. Из ее трубы тоже валил дым, но темно-серый, угольный.

Дверь избушки отворилась, и на крыльцо вышел средних лет мужчина в телогрейке, засаленных брюках с клапанами и новых, не гнущихся еще кирзовых сапогах. Мужчина свернул за угол, постоял там с минуту, жмурясь на закат, а затем уже двинулся дальше — мимо штабелей осиновых хлыстов, по бульдозерной колее.

От болота осталась лишь мутная лужа, человек в новых сапогах брезгливо форсировал ее по осклизлой доске, взобрался на кучу щебня и помахал бульдозеристу: шабаш! Мощный двигатель сердито взревел в ответ и сразу поперхнулся. Из кабины высунулся молодой паренек-бульдозерист.

— Ну, Кругалев, оцени! — заорал он на весь лес, видно отвыкнув от тишины.

Кругалев окинул взглядом стройплощадку.

— Да-а… — сказал он без одобрения. — Наворотил… И куда же ты, Витек, все торопишься? Сгонял бы лучше в село, понюхал насчет левака. Я в прошлом году вот также недалеко от дачного кооператива котлованил. Так с одних погребов, веришь — нет, столько имел — все лето гулял, чуть в ЛТП меня не посадили. А котлован так под снег и ушел, недорытый…

Витек потупился. Зарабатывать он любил и желал, хоть бы и по левой, но хитрая наука пока не давалась в руки. За Кругалевым ему было не угнаться. Вот голова! Где копнет, там и бутылка. Денег куры не клюют. Картошку, сало ему прямо домой возят, как академику. Да он академик и есть, пить вот только сильно стал…

— Ну ладно! — Кругалев махнул рукой. — Слазь, пойдем, картохи намнем… да еще там кой-чего.

— А чего кой-чего? — опять прокричал Витек.

— Да не ори! Сдуреешь ты в этой кабине когда-нибудь… Микитыч же из города приехал. Старуха ему насовала разного, и пузырь он спроворил где-то. Все уже нолито-разложено, а этот все пашет, как Лев Толстой. Пошли, говорю!

— Так а машину-то? — спросил Витек. — Здесь что ли и на ночь оставить? Деревенские чего-нибудь свинтят…

— Деревенские сюда не ходят, успокоил Кругалев, — Который день сижу — ни одного не видал. Охота им была в такую даль переться за твоим железом.

Витек пожал плечами, прихватил в кабине телогрейку и спрыгнул на землю. Что-то округлое, гладкое тяжело выворотилось из глины под его ногой. Витек ругнулся было, но вдруг отпрянул испуганно.

— Ух ты! Кругалев, гляди-ка!

Возле гусеницы, зло уставившись пустыми глазницами в закат, лежал облепленный песком человеческий череп.

— Ну что там еще? — нетерпеливо обернулся напарник.

— Как что! Во! — Витек схватил череп и поднял его высоко над головой, — Черепушка!

— Тьфу ту, мать честная! — Кругалев болезненно сморщился. — Зачем же ты его в руки-то берешь? Брось, дурак! Вдруг заразный он?

— Не! — Витек смахнул песок, постучал в костяную плешь. — Окаменел давно, черный весь…

— Ну и на кой он тебе?

— Слушай, Кругалев… ты не помнишь, кто это говорил, будто здесь раньше кладбище было? Кто-то ведь говорил! В селе, что ли? Выходит, это правда…