Андрей Нечаев - Бесцветный мир

Эзра знала, что зрение исчезает, как только начинаются роды. И все же это оказалось неожиданным. Все произошло одновременно. Между ног начало давить и болеть, по коже побежали теплые струйки. А вместе с тем мир вокруг стал погружаться в темноту.

В это время Эзра вместе с Толасом сидела за столом на кухне своей квартиры и пила чай, называвшийся зеленым. Раньше она неоднократно задумывалась – почему он так называется и что вообще значит «зеленый»? Ведь все, что она видела в своей жизни, было раскрашено в разные оттенки белого, черного и серого.

Зеленый чай – на самом деле почти бесцветный. Она пила его из грязно-белой кружки, с узором из светло-серых цветочков. Под стать кружке была и скатерть на столе – темные гроздья винограда на сером фоне. Рядом стояла серая плетенка с серыми кексами и печеньем. Напротив себя Эзра видела своего мужа, одетого в твидовый костюм, в котором можно было различить три или четыре оттенка черного. Кожа его лица напоминала картон. Не только цветом, но и на ощупь – почти такая же шершавая. Ее собственная была посветлее и чуть более гладкая. Между переносицей и лбом серебристой полосой искрился фотоскоп. Единственная вещь, которая блестит. Все остальное в мире Эзры имело матовую поверхность. Пол и потолок, мебель вокруг, кухонная плита и раковина, посуда и столовые приборы – все серого цвета. Что-то светлее, что-то темнее. Изредка попадался и белый. Например, сорочка, выглядывающая из-под пиджака Толаса или ее собственная ночная рубашка. За окном по светло-серому небу ползли темно-серые облака и мелькали лучи белого солнца. Летний ветер, влетавший в открытую форточку, колыхал бело-серые шторы.

Эзра сделала очередной глоток «зеленого» чая и взглянула на мужа. И его лицо оказалось последним, что она увидела прежде, чем мир погас.

Сколько она ни готовилась к этому моменту, он все же застал ее врасплох. А потому Эзра даже вскрикнула, когда начались схватки, и она ослепла. Фотоскоп сработал без промедлений. Издав короткий жужжащий звук, он отрезал Эзру от остального мира.

– Эзра? – донесся до нее голос мужа, – Милая, у тебя схватки?

Вместо ответа, Эзра издала протяжный стон и схватилась ладонями за лицо. Точнее, за фотоскоп. Она и не думала, что такое возможно, но сейчас ей захотелось сорвать его с лица. Впервые в жизни. До самого этого момента она не верила женщинам, которые уже рожали, что при родах может возникнуть такое желание.

– Как же так? – спрашивала она Тиссы – у своей старшей сестры, недавно родившей мальчика, – Зачем снимать фотоскоп? Он ведь нас защищает! Если бы его не было, мы бы погибли!

– Да, я знаю, – отвечала Тисса, – Но это правда. Так и хочется схватить его, оторвать и зашвырнуть подальше. Какой-то голос внутри тебя начинает твердить, что ты снова начнешь видеть, если сделаешь это. Так что будь осторожна. Пускай лучше Толас или кто-нибудь всегда будет рядом, чтобы не дать тебе оторвать фотоскоп, когда ты начнешь рожать.

Эзра махнула на это предупреждение рукой. Она не позаботилась о том, чтобы кто-то присматривал за ней под конец беременности. И, пожалуй, повезло, что схватки начались как раз в тот момент, когда они с Толасом завтракали, и ее муж еще не ушел на работу. Иначе беды ей не миновать.

– Говорят, одной женщине удалось снять фотоскоп, – рассказывала Тисса, – Рядом никого не было, и у нее получилось. Родственники нашли ее уже мертвой. Эзра, ее голова превратилась в уголь! А вокруг черная лужа! Ну ты же знаешь как выглядит кровь. Ее ребенок тоже умер, даже не родившись.

Но сейчас рассказ сестры забылся, как и все остальное. Лишь темнота заполняла ее разум. И желание от нее избавиться. Как же ей хотелось сейчас вновь увидеть прекрасные серые тона окружающего мира! Солнце, небо, темный виноград на скатерти. И лицо Толаса.

Эзра что было сил схватилась за фотоскоп. Потянула. К боли внизу живота тут же прибавилась боль в голове. Инстинкт требовал оставить фотоскоп в покое. Но другой инстинкт заставлял продолжать.

«Я смогу, – думала Эзра, – У меня получится. Я избавлюсь от этой прокля́той штуки!»

Но так ей лишь казалось. И хотя сердце требовало продолжать попытки, разум знал, что у Эзры ничего не выйдет. Фотоскоп – это такая же часть человеческого тела, как и все остальное. Ведь не может человек сам оторвать себе палец, или ухо, или нос. Не может он и снять с себя фотоскоп – ведь это его зрительный нерв.

И тем не менее Эзра бы не оставила попытки, если бы ей не помешал муж.

Она услышала звук отодвигаемого и падающего на пол стула, торопливые шаги, а, мгновение спустя, сильные ладони сомкнулись на ее запястьях.

– Эзра, прекрати! – потребовал голос Толаса, – Перестань сейчас же! Ты же убьешь себя!

В голосе мужа звучали не только повелительные нотки. В нем ощущался и испуг. Эзра почти физически ощутила страх Толаса, и это заставило ее расслабить пальцы. Толас сразу оторвал ее руки от лица и прижал к бокам.

– Так, милая, успокойся! Дыши. Дыши глубже.

Эзра послушалась. Она сделала глубокий вдох, потом еще один и еще. Неспособность видеть по-прежнему приводила в отчаяние, но Эзра постаралась взять себя в руки. К счастью, как раз в этот момент схватки прервались.

– Ты как? – спросил Толас, – Сможешь подняться?

Эзра кивнула.

– Давай. Я тебе помогу, – сказал Толас и закинул ее руку себе на шею.

Эзра приподнялась, опираясь на мужа, встала, неуверенно зашагала. Толас вел ее сквозь темноту. Через полминуты он велел ей садиться, и она опустилась на что-то мягкое. Должно быть, это был диван, стоящий в их гостиной. Эзра облокотилась на его спинку и расслабилась. Она чувствовала себя тряпичной куклой, беспомощным комом тряпья и ваты.

– Так, милая, – заговорил Толас, – Сейчас я тебя одену и мы поедем в Материнский Дом. Сможешь добраться до машины?

Эзра несколько раз кивнула.

– Только не молчи, – попросила она, – Я ничего не вижу и мне страшно. Говори что-нибудь. Неважно что, лишь бы я слышала твой голос.

– Да, хорошо, конечно! – вновь заговорил Толас. Теперь его голос доносился откуда-то со стороны – там, где стоял платяной шкаф. Говорил Толас сбивчиво и сумбурно. Должно быть, он нервничал не меньше Эзры, – Ты только не трогай фотоскоп, дорогая, пожалуйста.

Вот это он сказал зря. Эзра уже почти забыла про фотоскоп, хотя темнота по-прежнему пугала ее. А теперь, когда Толас ей напомнил, руки Эзры самовольно потянулись к лицу. Усилием воли она заставила их лежать на коленях.

– Все будет хорошо, милая, – говорил Толас, – Мы… Мы сегодня станем родителями. Ты представляешь, что это значит? У нас будет малыш. Твои мучения наконец кончатся. Ты только потерпи. А когда ты родишь, мы все вместе поедем на Таурас. Туда, где мы были в наш медовый месяц. Ты ведь помнишь, какой там прекрасный серый песок и какое темное море?