Валерий Вотрин - Гермес

— Он не любил жизнь.

— Да, слишком претенциозно.

— Но у другой из железа душа и в груди беспощадной истинно медное сердце. Кого из людей она схватит, тех не отпустит назад. И богам она всем ненавистна.

— А нас все меньше.

— Как это верно сказано, подумать только, — и богам… как там дальше? Да!

— Ведь сам ушел! Никто его об этом не просил. Не понимаю.

— Ненавистна! Да!

— Кончайте… глупости все это. Сам, не сам — вас не спросили.

— Кстати, вы видели этого… бен Кебеса? Вон он сидит. Какое чудовище! Ведь он тоже…

— Меня спрашивать не надо. Я сама все знаю.

— А кто не тоже? Все тоже.

— Да.

— Хе-хе, вы ведь их не любите? А?

— Главное — не Кебес. Главное — это то, что ушел Цезарь Кобленц. А, следовательно, пришел Сутех. Вот что главное.

— А кто их любит? Ну, скажите, кто? Разве Ховен, негодяй. Я его ненавижу.

— А я знаю, что его изберут.

— Ненавидеть грешно.

— Голоса! Голоса! Мы не знаем, кто здесь за кого!

— Ах, опять моралии! Перестаньте, Малларме!

— Троих не хватает. Запомните это.

— Я сплю и вас не трогаю. На этом же основании прошу прекратить трогать и меня.

— …морские бездны ужасны. Но они будят чувства, а это совсем не так плохо, как кажется. Чувства — это ведь так… как бы это… словом, не знаю.

— А мы ведь разваливаемся. Вам не кажется?

— Не то, не то! Розовы, розовы были горы!

— Раньше была такая веселая поговорка: «Если кажется, перекрестись». Как вам? Ха-ха-ха!

— Видите ли, дорогая, их Пантеон — это нечто особенное. Да, конечно, они тоже были связаны с людьми, но — с людьми мертвыми. Примите во внимание это обстоятельство. Слишком много было богов, связанных с загробным культом. Это ведь значит, что люди в них нуждались. А это в свое очередь означает, что люди там жили не столько в этом мире, сколько в том.

— Ой, вы такой бесстыдник, Банокка!

— И вот эти двое здесь. Это только первые ласточки, будьте уверены.

— Да что вы, мадам, это такой невинный анекдот!

— Что, вы думаете, будут и другие?

— Хорошо, а что тогда анекдот неприличный?

— Неизвестно, сколько вокруг таких же, как мы, бездомных, бесцельных, безверных…

— Ха-ха-ха! Ах, да прекратите же, Банокка!

— Мы на нейтральной территории, герр Ховен. Кто может нагрянуть сюда? Местным Владыкам мы безразличны. Что им до нас? У них дела.

— Я скажу тебе по секрету, Мать Кибела, заговор — это не обязательно ножи под плащами и темная ночь.

— Война — вот что нам нужно. Хорошая кровопролитная война до тех пор, пока последний из сражающихся не издохнет. Вот что я люблю, герр Мес.

— Эмигранты!

— Я имею право на Архонтство. Как-никак, я сын Кронида. И не надо… не надо мне ваших уговоров, Ирид. Вы ведь и сами…

— Что, Сет?

— Дионис буянит.

— Настало время. На нашей стороне многие. Потерпи, Себек. В следующий раз и тебя…

— Пусть его. Он не добьется своего.

— Ах, Банокка… а правда, что у вас такой огромный фаллос?

— Я терплю, Сет.

— Да, мадам. Вот он.

— Нужно не допустить их, сын мой. Сможем ли? Не помешает ли нам этот рыжий дикарь? Я боюсь, Аугусто.

— Боже левый!

— Мы попытаемся, мать. Хотя я также не уверен.

— Мес, ты за нас? Смотри!

— Я боюсь, Аугусто.

— А кто еще?

— Я боюсь.

— Увидишь. Но многие, смею заверить.

— Уже скоро. Настал момент триумфа, Себек. Уже настал.

— Тогда и вы увидите, за кого я.

— Главное, не торопись.

— Мне, конечно, он не по душе, но уверен, мне понравится кислое выражение на морде Бона деа. Я ведь не забыл, как скидывали они меня с Вершине, копытами своими по спине колотя.

— Вы такой пошляк, Банокка!

— А вы злой, Пиль.

— К вашим услугам, мадам.

— Не забудьте, ведь я — самое Злословие!

— Сейчас!

Медленно и торжественно Модерата встала, зашуршало ее платье, и разговор прервался.

— По праву старшей, — объявила она в наступившей тишине, и Ховен рядом с Месом ощетинился, — я позволю себе открыть наше Буле. Все вы знаете, что сегодня ушел наш брат Цезарь Кобленц и сегодня же были преданы его останки священному огню. Место одного из Архонтов очистилось. И вполне закономерно мы задаемся вопросом: кто вместо него?

Она села.

— Кобленц придерживался определенной политики, — заметил веселый Лерке.

— Он никому не вредил, задавая тон всем.

Зашумели.

— Мы надеемся, что Буле изберет того, кому также будет дорога эта политика, — заметил Лента.

— Таких нет, — выкрикнул кто-то.

— Надоело! — выкрикнул кто-то.

— У нас свои планы, — выкрикнул кто-то.

— Кто говорит так, — проронила Млдерата, — тот отступает от священных принципов договора. Мы не вредим людям.

— А мы этот договор не подписывали, — донесся голос Ирид.

Проснулся сразу же Малларме:

— Зачем же так прямо, сестрица? — вопросил он дребезжаще. — Теперь намерения ясны.

— Они и были ясны, — выкрикнула со своего места Регана. — Да скажите же ей!

Ховен ворочался на скрипящем стуле и бросал сумрачные взгляды туда, где сидели Модерата и Лента.

— Боятся? — ухмыльнулся Пиль, перемигиваясь с лукавым Лерке. — Это только цветочки.

— Хватит с нас верховенства! — зарычал вдруг Ховен, мгновенно распаляясь. — Долой мамашу и ее сынка! Буле обойдется и без них.

Его тут же поддержали Ирид, Пиль с Лерке (эти как будто шутили) и Регана. Мес спокойно сидел и наблюдал.

— А ты? — спросил его волнующийся Сутех.

— Потом, потом, — отмахнулся Мес. — Я сейчас не нужен.

— Зачем, — спросил Бакст, — ты это затеваешь, Ховен?

— Заткнись! — приказал тот. — Ублюдок, винная бочка! Не тебе сидеть на месте Летоида!

Бакста заглушили.

— Ну что? — насмешливо завопил Ховен, обращаясь к Модерате. — Сойдешь со своего места сама? Или сбросить тебя?

Модерата, разгневанная, снова поднялась.

— Мерзкий солдафон! — возмущенно произнесла она. — Уймись! Еще не остыл пепел на костре Луконосца!

— Я говорила тебе, — сказал ей Регана.

Ховен раскрыл рот, загромыхал — засмеялся.

— Какими словами она изъясняется!

Сутех наклонился к Месу.

— У вас что, всегда так?

— Время от времени, — пожал плечами тот. — Нет сильной руки. Отце всегда служил сдерживающим фактором. Теперь они предоставлены самим себе. Не ведают, что творят.

Сутех отшатнулся от него.

Ховен бушевал, впрочем, с широкой неприятной улыбкой на устах.

— Я предлагаю, — сдержанно произнесла Модерата, не обращая внимания на его рык, — Архонтом избрать нашего дорогого Либана Бакста. На мой взгляд, он достоин этого.

Бакст зарделся и стал похож на вишневый пирог.

— Тогда лучше Мес, — послышался голос Банокки.

— Вето, — произнес Пиль.

— Отклоняется, — повела рукой Модерата. Ховен, яростный, направился к ней, но его на полпути задержали.

— Итак, все Буле… — начала она.