Виктор Ананишнов - Ходоки во времени. Суета во времени. Книга 2

– Деревянные скафандры понаделать. В виде гробов?

Моя грубая шутка не возымела на Симона никакого действия, будто я и не говорил её.

– Достаточно его иметь при себе.

– И много его надо иметь?

Симон потёр подбородок о плечо, с прищуром и укором посмотрел на меня.

– Хороший вопрос… – Он помолчал, сделал губы трубочкой. – Тут такое дело… Сказать что-либо уверенно не могу. Возможности проницаемости сквозь время могут быть связаны не только с одним деревом как таковым, но и со степенью его свежести, возраста, конфигурации. Лучше всего просто взвалить на себя часть свежесрубленного ствола и становиться с ним на дорогу времени.

Поскольку Симон, говоря, даже не улыбнулся, подобно юмористу на сцене, с каменным лицом повествующему о чём-то смешном, я фыркнул, представляя картинку предполагаемого Симоном вывода аппаратчиков из отстойника.

– Конечно, смешно. Я здесь с тобой согласен, – Симон подождал, пока я перестану резвиться и смогу его слушать. – Тем более что по весу этого дерева надо нести на себе много. От двадцати трёх до ста сорока восьми килограммов. Таков разброс возможного использования эффекта проницаемости аппаратчиков… – Симон пытливо посмотрел на меня. – Как, Ваня, смешно и теперь? То-то… В этих расчётах ты не в счёт. Так что сможешь помочь им. Поработаешь в одной упряжке со свойствами деревьев и таймендами аппаратчиков.

– Энергополе их аппаратов не помешает?

– Ничего страшного. Ни тебе, ни им ваш контакт не страшен… У меня всё, Ваня.

– У меня… тоже.

У меня точно к Симону не было вопросов.

Какие тут вопросы, когда во всём сказанном нами чувствовалась явная нелепица? Люди двадцать второго века, дерзнувшие покорить само время, оснащённые техникой, зависели теперь лишь от своих физических возможностей: унесёшь неимоверной тяжести груз – значит, вернёшься в своё время, не унесешь – сиди там, куда тебя занесла нелёгкая.

Мне почему-то запала в голову одна цифра и светилась там – полтора центнера – и я не мог отделаться от этой мысли: Кому это под силу?

Перебирая в памяти аппаратчиков, ребят крепких и рослых, я, тем не менее, не видел в них ни одного, кто бы смог справиться с таким весом. Поднять-то они его поднимут. Такое и более слабым под силу. Но тащить его долго на себе… Навряд ли. Недаром Симон не поверил в мой план вынести аппаратчиков из прошлого на своём горбу. Теперь он мне казался куда более выполнимым, чем эксперимент с деревьями. Аппаратчики всё-таки легче будут ста сорока восьми килограммов.

Да и потом, истинно ли, что первопричина существования временного канала – в деревьях?

– Ты во всём прав, Ваня, – согласился Симон с моими размышлениями вслух. – Но это, к сожалению, пока что единственное предположение и предложение. Других нет… Что ещё?

Я, прежде чем сказать, замялся. Дела ходоков, конечно, это и мои дела.

Вот спасать засунутых Радичем в мешок Сола надо? Надо, естественно.

Аппаратчиков вытаскивать надо? Тоже естественно.

Но у меня могут быть свои заботы. Я Напель хочу найти, а тут что с «мешком», что с аппаратчиками опять всё может отложиться на неопределённое время.

– Но, Симон… – заканючил я, вызвав на его лице настороженность, что это ученик заговорил таким тоном. – Ты обещал после того, как я схожу к Шлому, отвести меня к Перкуну.

– Я не забыл… – Симон помолчал, глядя прямо перед собой. – Что ж, давай сходим к нему.

– Я потом сразу же пойду к аппаратчикам, – поторопился я заверить его.

– Надеюсь, – отозвался он, как мне почудилось, с некоторым сомнением.

– Нет, правда!

– Перестань, Ваня, оправдываться. Ты же уже знаешь, что для нас, ходоков, перерыв во времени в настоящем – никакого значения не имеет. Пойдёшь ли ты сейчас за теми, кто сидит в мешке Сола, или днями позже, для них всё равно ты появишься в один и тот же момент. Так же и для тех, кто застрял в отстойнике…

Полуденное солнце золотило листву начала осени, было тепло и сухо. Этим летом здесь, по-видимому, дождей выпадало мало. Под ногами хрустели веточки и шелестели рано опавшие листья молодой дубравы. Деревья стояли плотно, тянулись тёмными стволами вверх. Только на опушках дубы росли привольно и имели возможность простоять века – им не нужно было бороться за жизнь в тесноте собратьев, где не всякому удастся выиграть гонку к свету и отвоевать подземное пространство для корней.

– Сейчас сориентируюсь, – сказал Симон, нелепый в своей элегантности среди зарослей. Его лакированные туфли блестели оконцами воды в пожухшем травостое. – Вот… пойдём сюда.

Они прошли несколько шагов, деревья расступились, и ходоки оказались перед небольшим холмом, вверх по которому уходила тропа.

– Здесь недалеко поселение, – лёгким движением кисти руки показал Симон в лес, откуда тропа выходила. – А там, наверху… Видишь? Да, там частокол. Он огораживает капище. Тропа ведёт к воротам. Они не запираются. Как войдёшь, сразу поверни направо и – вдоль навеса, где поселяне в определённые дни пожирают жертву, Навес пристроен к забору. Так вот пройди на противоположную сторону капища. Напрямую не ходи. Это у них не положено.

– Табу?

– Не знаю… В центре капища у них идолы. Поэтому, наверное… Перкун… У него шрам на лбу. Здесь, – Симон перечеркнул свой лоб пальцем почти от одного виска до другого наискось к правой брови. – Скажи ему, что пришёл от учителя ходоков Сарыя… э-э… Задиры.

Иван усмехнулся.

– Каждый ходок имеет клички, иначе… – Переходя на менторский тон, начал, было, распространятся Симон, но Иван отмахнулся.

– Да ладно Вам.

– Впрочем, он тебя увидит – и сам поймёт, что ты не из его округи и эпохи. Иди, Ваня!

Симон дождался, пока Иван вышел на тропу, помахал рукой и только после этого стал на дорогу времени.

Дышалось легко, и Иван быстро поднимался по высохшей дорожке. По ней ходили много. За долгие годы она была втоптана глубоко ниже уровня земли.

Тяжёлые ворота на широких ременных петлях, которые, по словам Симона должны были быть раскрытыми, оказались сомкнутыми и подались с трудом. Когда образовалась щель, чтобы можно было в неё протиснуться, Иван сделал это.

Взору его предстала обширная, ровно поросшая посеревшей травой площадка, в центре которой возвышался выложенный из грубых необработанных камней алтарь в окружении деревянных звероподобных скульптур неведомых богов. Головы некоторых животных были посеребрены. Над капищем – сень многолетнего дуба.

В воздухе висел смрадный запах.

Тишина и яркое солнце властвовали здесь безраздельно. Лишь приглушённо стрекотали кузнечики, да откуда-то доносилось унылое пение.

Если бы Симон даже не предупредил, то Иван и сам догадался бы, как пройти к обиталищу Перкуна: здесь тропинка превращалась в утоптанную дорогу и сразу после ворот сворачивала вправо и вела мимо крытого сверху шатром из лемеха длинного строения, разделённого внутри рубленными из толстых стволов стенами. Эти отдельные каморки были открыты к капищу; задней стенкой им служил частокол.