Дэн Симмонс - Сироты вечности

Ветеран замер, все еще сжимая пистолет, и вгляделся в незнакомца, который стоял теперь в десяти футах от нас.

Все верно. Он не мог быть полковником Айверсоном – слишком молод. Удивленный бледный мужчина лет тридцати. Монтгомери опустил оружие и поднес дрожащие руки к вискам.

– Боже мой, боже мой, – шептал он.

– Кто здесь? – Несмотря на явное удивление, человек в черном говорил резким, уверенным голосом. – Покажитесь.

Я помог капитану подняться. Усатый незнакомец, несомненно, заметил какое-то движение в траве за виноградными лозами, но точно не видел ни пистолета, ни отчаянной борьбы. Старик опустил оружие в глубокий карман мундира, поправил шляпу и исподлобья посмотрел на мужчину. Я чувствовал, как он дрожит.

– Так вы ветеран! – воскликнул неизвестный и шагнул вперед, приветственно протягивая руку и одновременно ловко отодвигая тростью вьющиеся плети.

В сгущавшихся сумерках мы обошли могильники. Наш новый знакомый шагал нарочито медленно, чтобы ковылявший следом капитан не отставал. Он рассказывал, одновременно указывая тростью в нужном направлении:

– Здесь был бой еще до начала основной битвы. Сюда мало кто приходит, в основном ведь все слышали только про знаменитые поля сражений на юге и на западе. Но местные жители или те, кто, как я, приезжает на лето, знают про такие вот местечки. Смотрите, как интересно – вон там как будто небольшая впадина, видите?

– Да, – отозвался капитан. Он уставился в землю, старательно избегая смотреть в лицо незнакомцу.

Тот назвался Джессупом Шидсом и объяснил, что живет в маленьком домике, который мы заметили еще днем. Монтгомери погрузился в какое-то растерянное забытье, поэтому мне пришлось представляться за нас обоих. Ни того ни другого, казалось, не заинтересовало, как меня зовут. Капитан наконец искоса глянул на Шидса, как будто все еще не веря, что ошибся, что это не тот человек, чье имя мучило его последние полвека.

Шидс тем временем прокашлялся и указал на переплетенные виноградные заросли:

– На самом деле вон там случилась небольшая перестрелка еще до начала основного боя. Солдаты Конфедерации широкой линией шли в наступление, но их на какое-то время задержала атака федералов, прятавшихся за той стеной. Однако южане быстро вернули себе прежние позиции. Они одержали в этот день маленькую победу, но днем позже попали в незавидное, почти безвыходное положение. – Шидс улыбнулся капитану. – Вы ведь наверняка знаете все это лучше меня, сэр. Как вы сказали, в каком подразделении вы имели честь служить?

Губы у старика задрожали, и он с трудом выдавил:

– Двадцатый северокаролинский полк.

– Конечно же! – воскликнул Джессуп и хлопнул его по плечу. – Часть прославленной бригады, которая на этом самом месте одержала такую великолепную победу. Сэр, для меня было бы огромной честью, если бы вы и ваш юный друг перед возвращением в лагерь подняли вместе со мной бокалы за Двадцатый северокаролинский полк. Вы согласны, сэр?

Я подергал капитана за рукав. Мне внезапно захотелось оказаться как можно дальше от этого поля. Голова кружилась от голода, а еще от какого-то странного, необъяснимого страха. Но старик выпрямил спину и ответил – на этот раз громко и отчетливо:

– Мы с мальчишкой почтем за честь, сэр.

К крыльцу небольшого чернильно-черного дома была привязана оседланная и взнузданная вороная лошадь явно благородных кровей. Позади строения громоздились многочисленные валуны и непроходимой стеной высился лес – подобраться сюда с той стороны было, наверное, практически невозможно.

Внутри дом выглядел каким-то нежилым. Из крошечной прихожей открывались две двери: в гостиную, где стояла немногочисленная мебель, укутанная белыми простынями, и в столовую – туда нас и повел Шидс. В узком помещении с единственным окошком не было ничего, кроме сколоченного из досок стола и высокого буфета, заставленного бутылками, консервными банками и грязными тарелками. На столе горела старомодная керосиновая лампа. За грязными занавесками виднелась еще одна комнатка, на полу которой я мельком заметил матрас и стопки книг. В дальнем конце столовой уходила наверх, в черную квадратную дыру в потолке, крутая лестница. Я не мог разглядеть, что там было – вероятно, чердак.

Джессуп Шидс прислонил тяжелую трость к столу, чем-то загремел возле буфета, а потом принес три стакана и графин. Лампа шипела, ее колеблющееся пламя заставляло наши тени хаотично метаться по грубо оштукатуренной стене. Я посмотрел в окно, но ничего не увидел: уже наступила ночь, и только темнота таращилась на меня через стекло.

– Мальчик будет пить вместе с нами? – Рука Шидса с графином вопросительно замерла над третьим стаканом.

Никогда раньше я не пробовал вина, да и вообще спиртного.

– Да, – отозвался капитан, пристально глядя на Джессупа.

Лампа подсвечивала лицо старика снизу, заостряя скулы и превращая густые брови над клювообразным носом в подобие двух распахнутых крыльев. Тень Монтгомери на стене, казалось, принадлежала какой-то другой эпохе.

Мы взяли стаканы. Я с сомнением глядел на вино: густую темно-красную жидкость пронизывали тоненькие черные нити. Игра света? Или нет?

– За Двадцатый северокаролинский полк. – Шидс торжественно поднял стакан, в точности как преподобный Ходжес – чашу для причастия. Мы с капитаном выпили.

К вкусу винограда примешивался вкус меди. Месяцем раньше в школьной драке один дружок Билли Старджилла разбил мне губу, во рту кровоточило несколько часов. Ощущения были похожие.

Монтгомери хмуро посмотрел на свой стакан. На его усах повисли винные капли.

– Местного производства, – холодно улыбнулся Джессуп, демонстрируя окрашенные алым зубы. – Сугубо местного. Мы с вами только что побывали на винограднике.

Я уставился на густую жидкость. Виноград, выращенный на плодородной почве могильников Айверсона.

– Еще один тост! – воскликнул Шидс, да так громко, что я невольно вздрогнул. – За славного храбреца, который повел Двадцатый северокаролинский полк в бой. За полковника Альфреда Айверсона.

И он поднес стакан к губам. Я стоял как громом пораженный. Капитан Монтгомери грохнул стаканом об стол. Цвет его лица мало чем отличался от цвета пролитого вина.

– Да гореть мне в аду, если… – задыхался старик. – Да я… Никогда!

Мужчина, назвавшийся Джессупом Шидсом, осушил свой стакан и улыбнулся. Лицо его было таким же белоснежным, как рубашка; волосы и длинные усы – в тон черной одежде.

– Отлично, – сказал он, а потом чуть громче добавил: – Дядя Альфред?

Еще пока он пил, я краем уха слышал чьи-то тихие шаги на лестнице и теперь повернул голову, все еще сжимая стакан.

На нижней ступеньке стоял невысокий мужчина. На вид ему было лет восемьдесят с лишним, но, в отличие от капитана Монтгомери, его лицо не бороздили морщины – наоборот, кожа старика была по-младенчески розовой и гладкой, почти прозрачной. Мне вспомнилось гнездо с новорожденными крысятами, обнаруженное мной в соседском амбаре предыдущей весной. Омерзительно дергавшаяся бледно-розовая плоть, до которой я зачем-то дотронулся. До Айверсона я бы дотрагиваться не стал.