Роман Шалыгин - Потомок Белого Ягуара

Кромешную тьму комнаты залило слабым голубоватым свечением, и атмосфера мистической сказки окутала тело ее единственного жителя, бездвижно утонувшего в глубинах продавленного кресла прошлого столетия. Мрачные тени растеклись по стенам и потолку, формируя причудливые ландшафты неизведанных территорий, густозаселенных фантастическими тварями, украдкой выглядывающих своими вычурными оскаленными мордами из ущелий, пробужденными от векового сна, слегка фальшивой, монотонной рождественской мелодией. Китайский будильник, с бесчисленным набором бесполезных функций, сигнализировал о наступлении полночи, давая отсчет новому, шестому дню, шестого месяца, сего года. И помимо мистической атмосферы чуда, зафиксированной сознанием единственного присутствующего здесь наблюдателя, все оставалось таким же, как и во времена канувшего навсегда в лету – пятого числа. А до того: четвертого, третьего, второго… и так далее.

Погасший свет часов, с подсевшими батарейками, вернул сознание местного жителя в безвкусно обставленную немногочисленной мебелью минувших поколений, съемную квартиру, погрязшую в пучине холостяцкого хаоса, затхлого воздуха, обрывков разноперстных, выгоревших от солнца обоев, наклеенных в несколько, один поверх другого, слоев. Ароматы табачного дыма и дорогого алкоголя, купленного на последние деньги, никак не могли добиться того эффекта, или дать, хоть на короткое время, чувство той детской радости и счастья от чуда, которое, так внезапно и вовремя, подарил дешевый китайский будильник.

Выйдя со ступора, временный хозяин дешевого жилья, протянул руку к журнальному столику за стаканом из рельефного стекла, но пальцы, нащупав первой пачку, автоматически выдернули из нее сигарету и бессмысленным ловким движением вложили ее в рот, следом, таким же рефлекторным, неуместно резким движением, потянулись шарить шероховатую, вскрытую лаком поверхность в поисках зажигалки.

Закуривая, он окинул взглядом стены, где вновь, рожденные огнем от зажигалки, заплясали тени, без малейшей капли мистики, являющие собой, лишь осточертевшее отражение бардака. Переведя взгляд на подсвеченный столик, он подлил себе вискаря и, взяв стакан в ладонь, погрузился в навеянные размышления об относительности ощущений, восприятий и о неразрешимой дилемме холодного стакана, так приятно остужающего кожу руки сейчас и так рьяно обжигающего внутренности его содержимым потом. Чтобы добавить эмпирических фактов к своим рассуждениям, он сделал глоток, подержал принятое во рту, анализируя нарастающий приторный огонь ароматного дорого спирта, и нехотя проглотил. Сделал вытянутый жест губами, причмокнул и тут же сделал второй крупный глоток, опустошив им все содержимое рельефного сосуда.

«Как же надоела эта иллюзия, эта сплошная, вездесущая ложь – размышлял гость, втягивая очередную порцию дыма в свои легкие, – а как из этого выбраться непонятно.» Не то что бы он был глупее или хуже других, нет… Естественно нет. Непонятно было совсем не поэтому. Понять то, чего, по сути-то и не существует, невозможно, а выбраться из него – парадокс. И от этого факта становилось невыносимо досадно, горько и обидно. Как в детстве, когда тебя обидели старшие мальчишки. Обидели просто так, ради собственного самоутверждения в этой сложной реальности, и ты, озлобленный на всех и вся, идешь домой с сжатыми кулаками, фантазируя и рассуждая о справедливости, мести, возмездии, готовый, ради которых, продать душу хоть даже и самому дьяволу. Как же так? Ведь во всем, чему тебя учат школьные учебники, книги, фильмы и даже родители, побеждает правда, честность, порядочность и добро! Ложась спать, ты искренне веришь, ведь кто-кто, а родители не могли тебе лгать: завтра все будут наказаны по заслугам; завтра-то, точно, все ответят по закону за свои злодеяния… Днем следующего дня тебя оскорбляют и бьют все те же, все также, унижая достоинство, понижая самооценку, безнаказанно портят имущество и… И все. Им, не знающим законов, прописанных в книгах и учебниках, от этого самого незнания, все с рук и сходит. Просто их родители, в суете враждебно настроенного бытия, забыли научить, не соизволили рассказать, не попытались донести своим дорогим и любимым чадам, как все есть на самом деле, как правильно, как должно быть… Сам за себя ты постоять не в силах, помощи просить не у кого: по дворовым законам, жаловаться взрослым страшный грех; старших братьев у тебя нет; твои мама с папой не водят дружбу с мамой и папой самого сильного старшеклассника на районе… И вот, тебя поглощает неуемная ярость и горькая обида, не столько от синяка на лице и, такой дорогой твоему сердцу, сломанной игрушки, сколько от беспомощности. Пустое место, слабак, бесполезное ничтожество в этом злом, несправедливом мире. Ты даешь себе обещание, что, когда вырастишь, будешь обязательно сражаться только за справедливость, за честность и добро. Обязательно, слышите?! Обязательно, станешь тем самым героем, воспетым в бесконечных литературных опусах. И вот уже начинаешь представлять, как наделенный сверхспособностями и отвагой, воюешь за правое дело, как искореняешь навсегда всех этих приспешников – сторонников зла и несправедливости, и, естественно, побеждаешь их одного за другим! Ты прям чувствуешь, как преуспеваешь, добиваясь в этом бравом деле отличных результатов, а вместе с тем и весьма весомой, беспрецедентно признанной значимости в обществе. Подходя к своему дому и чувствуя скорую необходимость прервать столь утешительные и бодрящие грезы из светлого будущего, ты так ясно представляешь, как тебя убивают, те самые, подлые, невероятно находчивые, в этом плане, недобитки, с которыми ты, к сожалению, не успел совладать и справиться вовремя. Особенно долго, ты смакуешь момент своего предсмертного падения… И тут, уже все без исключения, даже самые заклятые твои враги, скорбят о такой утрате. Устраиваются пышные похороны, на которых льются в твой адрес самые приятные речи, которые ты, мертвый, еще каким-то образом слышишь. Твои подопечные соратники и верные последователи, клянутся кровно отомстить за тебя и, конечно же, безжалостно мстят, ввиду чего, наконец, наступает эра абсолютной справедливости, честности и добра. О тебе сочиняют легенды, пишут героические новеллы, посвящают оды, в которых воспевают все твои дивные подвиги, пропитанные смелостью и отвагой. Тебе ставят памятники. Чуть ли не в каждом городе справедливого мира, называют твоим именем улицы, скверы и парки. А главное, учат на твоем примере следующее школьные поколения. Ведь только такими и нужно быть: справедливыми, честными, добрыми, покладистыми, а главное отважными, храбрыми и безжалостными, короче, один в один такими же, каким был ты.