Евгений Филенко - Галактический консул

— «Конхобар», — ответил Дилайт. — Защита-минимум. Воздух на Уэркаф вполне годится для нас. После инъекции эмфотазы и ступенчатой адаптации в течение суток.

— На мне был «галахад», — сказал Кратов. — Я походил на вас не более, чем слон на антилопу. С позиций таксономии класс один, все остальное разное.

— Я не понимаю, — произнес Аксютин с неудовольствием.

— Еще бы, — сказал Дилайт. — Коллега Кратов предполагает, что Серебряные Змеи не могли идентифицировать в нем представителя той же расы, что и мы.

— А-а, — сказал Аксютин. — Но это неважно. Кое-что разное, но класс-то один. Они все равно должны были отнести вас к выразителям высших сил.

— Если бы не одно неприятное обстоятельство, — добавил Дилайт. Серебряные Змеи никому и ничего не должны. Им наплевать на высшие силы. Преклонение перед чем-либо не входит в их религиозные установки.

— Да, я помню, — промолвил Аксютин смущенно. — Ведь они и вас поначалу хотели уничтожить.

Наступила продолжительная пауза.

— Вы успели обдумать мое предложение? — наконец нарушил тишину Дилайт, обращаясь к плоддеру.

Тот кивнул.

— Каково же ваше решение?

— Вам нужно знать следующее, — помедлив, сказал Кратов. — Как драйвер я мало вам подхожу. Ваших кораблей я не знаю. Хотя до конца навыки вождения не утратил и, сколько возможно, поддерживал форму все эти годы… Место моей высадки я вряд ли смогу разыскать. Точная информация в бортжурнале давно стерта. Наверное, за это время ландшафт планеты изменился. Но я бы постарался вам помочь. Остались два препятствия к моему участию в миссии.

— Назовите их.

— Я боюсь открытого огня.

— Думаю, в ближайшие полгода по земному исчислению, если верить прогнозам ИОК, глобальных пожаров на Уэркаф не предвидится, — сказал Дилайт.

— ТАКОГО открытого огня я тоже боюсь, — вставил Аксютин.

— Тогда последнее. Я плоддер, добровольный изгнанник, и нахожусь по ту сторону барьера отчуждения. Кодекс чести нарушить я не могу. Иначе мне придется оставить Плоддерский Круг. А я не считаю свою вину искупленной. И у меня нет морального права бросить своего напарника одного в Круге.

— Мы предвидели ваше последнее возражение, — проговорил Дилайт задумчиво. — Я беседовал с Гроссмейстером Плоддерского Круга. Гроссмейстер оценил подобное понимание плоддерской чести как неоправданно узкое. Дело чести плоддера — выполнить свою работу любой ценой. Если для вас нет иных препятствий, то приказом Гроссмейстера вы направлены в нашу миссию вторым навигатором. Теперь это ваша работа.

— Приказ есть приказ, — безразлично сказал Кратов.

— Но разве вам по-человечески не интересно участвовать в таком деле? — спросил Аксютин уязвленно. — В контакте с иным разумом?!

Кратов безмолвствовал не меньше минуты. На его коричневом лице ничего не отражалось.

— Интересно, — наконец ответил он.

— Как, ты говоришь, его фамилия? — спросил Юрий Вилга. — Кратов, Кратов… Смешно, но она мне знакома. Где-то мы пересекались. Или я ее слышал. Еще смешнее, но именно в связи с ксенологией. Сами понимаете, в связи с прочими сферами человеческой деятельности я фамилий не запоминаю.

— Фамилию своей женщины ты хотя бы помнишь? — полюбопытствовал Бертран Биссонет. — Или только имя?

— Он не ксенолог, — сказал Аксютин. — Примечательный тип. На вид ему лет тридцать. Весь бурый от космического загара.

— Это называется «загар тысячи звезд», — прокомментировал Вилга. — Я наводил справки… Вы обратили внимание, что у Дилайта и его банды такие же бронзовые рожи?

— Мускулы совершенно звериные, — продолжал Аксютин восторженно. — Я думаю, он не может согнуть руку к плечу — бицепс помешает. Вот здесь, — он показал на шею, — следы жутких ожогов. И, по его признанию, он страдает пирофобией.

— Значит, горел, — кивнул Вилга. — Как же он отважился лететь с нами в это пекло?

— Ну, пожары возобновятся не скоро, — небрежно сказал Аксютин. — Наша модель предполагает…

— Ваша модель! — фыркнул Биссонет. — Потрите вашу модель о голову и засуньте себе в задницу. Субъективный фактор вы учли в вашей модели?

— Не хочешь ли ты сказать, Берт, что Аафемт склонны к детскому неосторожному баловству с огнем? — ощетинился Вилга. — Да они там все поголовно должны изнывать от пирофобии. Почище этого плоддера!

— Узнаю схоласта-ксеносоциолога, — усмехнулся Биссонет. — Когда ты видел, чтобы жители наших океанских островов, дважды в месяц заливаемых всевозможными цунами, страдали гидрофобией?

— Гидрофобия не есть фобия в строгом смысле, — заявил Вилга. — Это вирусное поражение центральной нервной системы, весьма редкое. Если, к примеру, тебя покусает бешеное животное.

— Бешеный крокодил, — добавил Аксютин.

— Или бешеный ксеносоциолог, — сказал Биссонет.

— А ну как я обижусь? — осведомился Вилга.

— Значит, у тебя и впрямь неладно с центральной нервной системой, пожал плечами Биссонет. — Особенно с чувством юмора. Допускаю, что мои шутки резковаты, но я острю как умею и жду того же от тебя. Ничего нет хуже пресной остроты! И потом, если я захочу тебя обидеть, то специально уведомлю заранее.

— Юмор здесь ни при чем, — сказал Вилга печально. — Вы, доктор Биссонет, поносите мою науку, а это никому не позволено. Требую сатисфакции.

— Извольте, доктор Вилга, — согласился Биссонет и протянул ему руку. — На, укуси.

— Зачем? — опешил тот.

— Обычно так мы миримся с моей подругой, — пояснил Биссонет. — Когда уже никаких аргументов не остается, перебита посуда, здравый смысл поруган, человеческое достоинство попрано, моя кроткая Флосси говорит: «Бертран, цыпленочек, дай я укушу тебя, и все забудем…»

— Кто твоя подруга по профессии? — спросил Вилга.

— Детский воспитатель.

— Мудрая женщина. Я уж сгоряча подумал, что ты сам изобрел столь замечательный способ гашения конфликтов. Оказывается, никакой заслуги ксеноэтологии здесь нет. А может быть, ты упускаешь из виду гастрономический аспект? Что-то там прозвучало о курятине…

— А ты упускаешь редкостный шанс заразить меня гидрофобией.

— Конфликт! — вдруг воскликнул Аксютин, все это время напряженно размышлявший.

— Что с тобой, Павел? — обратился к нему Биссонет. — Мы вовсе не собирались переходить к вооруженным акциям внутри ИОК…

— Межрасовый конфликт, — сказал Аксютин с облегчением. — Псаммийский инцидент.

— Точно! — Вилга ударил себя по лбу. — Ведь на языке вертелось!

— И я помню, — промолвил Биссонет сдержанно. — Болезненный щелчок нашей практической ксенологии. Люди отстреливали разумных инсектоидов. А те, соответственно, людей. И что же?

— Ксенологическую поддержку миссии осуществлял Сергей Варданов, сказал Вилга. — Я немного знал его. Редкий был зануда, земля ему пухом. А вот драйвера, что рискнул ржавым тесаком интуиции разрубить гордиев узел межрасового конфликта, звали Николай Кратов.