Владимир Корешков - Почему я?

– Все-все. Молчу! – Она вскинула руки вверх, как будто сдавалась, проклятая маечка с легкостью поднялась вслед за загорелыми руками своей сволочной хозяйки. – Больше не буду, Олежек, честное слово. Согласна на апельсиновый сок.

Я открыл холодильник, плеснул этой ехидне ледяного апельсинового сока в стакан в тайной надежде, что она застудит свое горло и помолчит хоть немного, будучи не в состоянии больше язвить и издеваться надо мной. Протянул ей стакан – так люди подают яд своей жертве.

– Спасибо, – сказала она, делая небольшой глоток, подленько так глядя на меня поверх стакана своими лукавыми, шальными глазами.

– На здоровье, рыба моя.

Сам я уселся за компьютер. Она тут же подтянула кресло, в котором сидела, поближе ко мне, забралась в него с ногами, положила руки и подбородок на мое плечо, как будто так и надо. Эта чертовка еще и пахла здорово. Сейчас она находилась в опасной близости, заставив мое тело напрячься, мята не помогала, но, разумеется, мое состояние ее нисколько не трогало.

– Ну, что там у нас? – бодро поинтересовалась Аня, продолжая прижиматься ко мне. – Кто следующий на очереди? За кого проголосуем?

По тому азарту, который сквозил в ее голосе, я понял, что она сейчас считает себя игроком, участвующем в этакой своеобразной игре нового толка под названием «Выбирашки». Ну-ну.

Мы просмотрели всех по очереди, никого не пропустили. На душе после всего, что мы увидели, стало пасмурно и паскудно. Некоторое время мы с Аней не могли проронить ни слова. Лишь сидели, оцепенело уставившись на экран компьютера. В комнате повисла ватная, осязаемо зловещая тишина, казалось, даже температура в помещении резко упала на несколько градусов, стало прохладней, и вообще, от чего-то было жутко. Такое впечатление, что тебе на плечи повесели двухпудовые гири. Еще пахло смертью. Она витала где-то совсем рядом, взирая на нас, ускользнувших по случаю из ее цепких костлявых рук пустыми глазницами, ее тошнотворное дыхание гниющей плоти ощущалось повсюду. Выпить захотелось неимоверно. Притихшая Аня только плотнее прижалась ко мне, ее бил легкий озноб.

– Олег, то, что мы сейчас увидели, это настолько ужасно, что у меня просто нет слов. Знаешь, когда ты мне показал, как умерла я, это… ну как сказать-то… – запнулась она на мгновение, подбирая слова. – Ну мне все равно моя смерть кажется нереальной вроде, как понарошку, ну как подделка какая-то, вроде прикола, что ли… И потом, мы же сейчас с тобой живы, разговариваем, дышим, я чувствую твое тепло и поэтому, наверное, не верю, что я умерла. Да, согласна, я все видела, что со мной произошло, головой все понимаю, но это как будто случилось не со мной, а с кем-то другим. Но тут, когда касается других, все настолько реально, бр-р-р! Страшно-то как, молодые, красивые, сильные, крепкие – они не заслужили этого. – Она замолчала на время, стараясь переварить увиденное. – Ты ведь можешь?.. – призывно обратилась она ко мне, тормоша за плечи и с мольбой глядя на меня.

Я отрицательно помотал головой, понимая, куда она клонит.

– Ну, Олег, их же можно всех спасти. Правда?

– Теоретически да, – ответил я как можно спокойней, хотя у самого кошки на душе скребли. – Но практически нет. Нам разрешено достать из прошлого еще шестерых, на этом лимит кончается.

– А как же остальные?

– Остальные останутся там, – вздохнул я и указал на экран монитора.

– Но ведь так нельзя, это не по-человечески.

Я ничего не ответил, лишь пожал плечами.

– Какие они здесь все сволочи, гады, суки жестокосердные!

– Они не жестокосердные, Ань, они прагматичные. Ты только представь, сколько народу умерло вот так, не по старости, а по глупости, по странному стечению обстоятельств со времен сотворения мира – миллиарды и миллиарды, и большинство из них молодые, умные, красивые, добрые, хорошие и достойные во всех отношениях люди, но, к сожалению, их невозможно спасти всех. Смирись. Такова жизнь. Таков закон природы. От этого никуда не деться. Просто нам с тобой и еще шестерым выпал нереальный шанс не гнить сейчас в земле, а продолжить жить, и жить не просто так, бесполезно коптя небо, а чем-то помочь другим людям, сделать что-то нужное и хорошее не для себя, а для других. Понимаешь меня?

– Да, Олег, понимаю, конечно, ты прав на все сто. Ну и кого ты выберешь следующего?

Я посмотрел на присмиревшую Аню, в ее голосе теперь не было давешнего азартного оптимизма, ей уже совсем не хотелось играть в «Выбирашки». Оказалось, что это совсем не весело и ой как не просто, она передала мне это право выбора в единоличное пользование, я ее за это не винил. Ответственность брать на себя неимоверно тяжело, а в этом случае тем более.

– И еще, знаешь, Олег, – глухо произнесла она, посмотрев на меня исподлобья, – спасибо, что выбрал меня.

– Принято. Кофе будешь? – спросил я, решив разрядить ту тяжелую атмосферу, что создалась в комнате.

– Да, буду, если можно, то очень крепкий.

– Эспрессо?

– Да, эспрессо.

Я отправился к аппарату, чтобы заварить для нас кофе.

– Ты так и не сказал, кого ты выбрал.

Глядя, как горячий кофе шипя льется тонкой, мутной струйкой в кружки, образуя темную пену, я задумался. Передо мной тут же всплыла худенькая, высокая, голубоглазая, с короткой стрижкой девушка-блондинка, одетая в белые мокасины, голубые джинсы и белую демисезонную куртку-плащевку, поднимающаяся по эскалатору в каком-то гипермаркете.

По тому, как угловато, неуверенно она держится, постоянно заправляя длинными музыкальными пальцами волосы за уши, она явно не гордится своей модельной внешностью, наоборот, видно, что, слегка сутулясь, она старается быть чуть ниже, стесняясь своего роста, пытаясь его хоть как-то скрыть. Наверняка в школе ее травили, обзывая «дылда», «шпала», «шлагбаум» или еще как – обидных прозвищ так много. Она выросла, закончила школу. Стала очень приятной, интересной девушкой, но те постоянные незаслуженные оскорбления, что швыряли в ее адрес одноклассники, слишком крепко укоренились в ее подсознании. Она до сих пор не верит, что теперь мужчины смотрят на нее с интересом, что она может нравиться. Ей все кажется, они обращают на нее внимание лишь потому, что их удивляет ее высокий рост. Она уверена, что он отталкивает их.

Снизу, по эскалатору, торопясь, как торопятся все дети неизвестно куда, ведь еще столько дел, которые нужно переделать, перепрыгивая через две ступеньки, взбирается наверх мальчишка лет семи. Его мама увлеклась покупками и, мечтая о том, как она будет круто выглядеть этим летом, примеряет, вертясь перед зеркалом в примерочной, очередную шмотку, она на распутье, никак не может выбрать себе новую обнову, а сынишке сказала: «Я сейчас, быстро. Ты подожди меня здесь на скамеечке, возле магазина. Только никуда не уходи». Но просто так без дела сидеть на скамейке, ожидая маму, ему скучно, вот он и нашел себе занятие – катается на эскалаторе, ему нравится это. Здорово! Он допрыгивает до высокой тети, останавливается рядом с ней, задрав голову, с любопытством смотрит на нее, девушка мило улыбается, подмигивает мальчишке. Он карзубо улыбается в ответ – недавно выпал еще один молочный зуб.