Гордон Диксон - Пограничник

Брот уставился на сверкающие очертания устаревших кораблей. Затем его грудь начала вздыматься и опускаться. Брот, словно с помощью кузнечных мехов, несколько секунд прокачивал сквозь себя воздух и лишь потом разразился серией коротких, хриплых звуков. Марк настороженно прислушался: то, что он первоначально принял за кашель, означало смех.

- Отпусти меня... - прошептал он, обессиленный, когда неожиданный приступ смеха прошел. - Пугало Флот... действительно... все-таки... играет... роль... пугала... Марк, ты... мальчик мой...

И в тот же момент слова иссякли у Брота; Марк отвез его обратно в спальню. Лишь через час Брот восстановил силы и способность говорить и тут же приказал Марку перевести свою госпитальную постель в комнату планирования Резиденции для встречи с остальными пограничниками, которые находились под командованием Брота на станции Абруцци-14.

Когда Брот и Марк появились, Гораций Хаббл, помощник Хозяина станции, и трое старших пограничников уже ждали их.

- Очень хорошо, - произнес Брот, когда его постель установили лицом к креслам, в которых они сидели, - вот здесь и Марк. И вы все знаете... чего я хочу от вас. Вы будете с этой минуты исполнять его приказы. Даже несмотря на то, что он моложе всех... вас.

Голос Брота стих до шепота и оборвался.

- Я так и думал, - произнес Штейн Чэмой.

Он поднялся на ноги: высокий, крупный пограничник, почти столь же крупный, как и Джарл Рэккал.

- Сядь, Штейн, - приказал Гораций, так как мышцы на шее Брота снова заработали, он явно старался что-то сказать.

- Извини, Рэйс [Рэйс (Race) - уменьшительное от Гораций (Horace)], сказал Штейн, глядя на него в упор. Затем он посмотрел на Брота. - Черт возьми, Брот, прекрати разрывать себя, пытаясь что-то произнести! Ты же знаешь, что я об этом обо всем думаю. Я долго надеялся, что ты одумаешься и мне не придется...

- Не нравится... убирайся вон... - прошептал Брот.

- Именно это я и собираюсь сделать, - сказал Штейн. Он повернулся к выходу из комнаты планирования. - Я либо подам в отставку, либо напишу прошение о переводе. Сообщу вам об этом утром.

- Задержись-ка, - сказал Гораций Хаббл, худой, долговязый, коричневокожий, с длинными руками; казалось, что суставы его рук и ног болтались свободно, как у марионетки. - Возможно, ты не хочешь исполнять приказы Марка, Штейн, но мои приказы ты будешь исполнять до тех пор, пока ты в списках этой станции. Так что задержись-ка на минуту. Возможно, мы сможем обсудить твои проблемы.

- Здесь не о чем беседовать, - сказал Штейн, снова взглянув на Рэйса. Тем не менее он остановился и посмотрел на Брота и Марка. - Если только Брот не захочет изменить своего решения.

- Я еще с тобой поговорю...

- Нет, - сказал Марк, кладя руку на здоровое плечо Брота, успокаивая своего приемного отца. - Позволь мне самому поговорить с ними, Брот. Штейн, ты был на станции, когда Брот принес меня. Ты меня знаешь...

- Я знаю тебя, парень, ты мне нравишься, если уж на то пошло, ответил Штейн. - Но в моем квадрате более двух тысяч четырехсот колонистов. Я обеспечиваю безопасность их жизней. Кому нужен пограничник, не способный справиться с работой? Возможно, Марк, ты очень скоро научишься ставить на уши даже черта лысого, но пока ты - желторотый птенец с Земли и твоя голова набита знаниями из учебников. И мои колонисты, то есть - твои колонисты, Марк, не захотят есть книги, когда нагрянет зима. Я еще раз повторяю - я собираюсь уйти.

- Подожди... - позвал Рэйс Хаббл, когда Штейн повернулся.

- Нет, Рэйс, - сказал Марк, - пусть он уходит. Если он решил, то не станет меня слушать. Мне нечего сказать ему. Или, - он посмотрел на Орвала Белотена и Пола Трюгве, двух других пограничников, - любому другому, кто решил, что я еще несмышленый мальчишка.

Орвал Белотен, невысокий, круглолицый пограничник, которому было чуть за тридцать, заерзал в кресле и уставился в пол.

Пол Трюгве, худощавый, темноволосый пограничник, которому недавно исполнилось двадцать восемь, смотрел не мигая на Марка, но и на его лице явственно читалась тень сомнения.

- Что ж, на том и порешим, - сказал Штейн. И направился к двери.

- Будет лучше, - произнес Марк ему вслед, если ты все-таки предпочтешь перевестись, а не подать в отставку, Штейн. Скажем, на случай, если через год ты изменишь свое мнение обо мне.

- Хорошо, перевод, - согласился Штейн и вышел.

- Ну ладно, - обратился Марк к трем оставшимся, пододвинув кресло для себя. Теперь они сидели лицом друг к другу, четверо пограничников в креслах и их командир в госпитальной постели. - Я объясню вам, почему принимаю предложение Брота. Выслушайте меня, а затем решайте - остаетесь со мной или подаете рапорты о переводе. Штейн прав. Я зеленый молокосос и только что прибыл с Земли; более того, я зеленым молокосос, которым провел свои первые тринадцать лет вдали от Земли, на этой станции, и который знает, что не существует заменителя опыту, когда ты - пограничник. Но случилось так, что я вернулся как раз в тот момент, когда устоявшаяся структура порядка вещей готова рухнуть. Кто-нибудь из вас понимает, о чем я говорю?

Он посмотрел на них. Все они безмолвно смотрели на него.

- Я и не ожидал от вас утвердительного ответа, - сказал Марк. Единственное место, с которого можно разглядеть смысл моих слов, - Земля. С Земли все выглядит удивительно ясно и просто. Ведь сама идея колониальной политики готова рухнуть под своим собственным весом.

- Это твои домыслы, Марк? - спросил Рэйс.

- Эта идея принадлежит определенному кругу земных ученых, которые проявили желание разобраться в ситуации. Например, человек по имени Уилкес Даниэльсон, который был моим учителем в Земля-сити. Вся беда в том, что такой человек, как Уилкес, может заставить вас слушать себя, а говорит он так, что у вас голова пойдет кругом, и вы его слушаете, потому что у него имеется репутация. Но никто не может через пять минут вспомнить, о чем он только что говорил, потому как всем предпочтительнее было бы не слышать всего этого с самого начала.

- Марк, - сказал Орвал Белотен, - ты хочешь поставить на карту будущее этой Пограничной станции и всей нашей колонии, а в конце концов, и жизни всех нас из-за какой-то теории, выдуманной книжными червями там, в Земля-сити, где они понятия не имеют о здешних условиях, да и не хотят ничего знать об этом?

- Нет, я ничего не хочу поставить на карту, Орв, - ответил Марк. - В данном случае речь идет уже о вулкане, который рано или поздно, но взорвется. Речь идет о том, готовы ли мы принять решение действовать сейчас или будем ждать до тех пор, пока не увидим, как нас начнет захлестывать раскаленная лава.

Орв кивнул и откинулся в своем кресле, покусывая нижнюю губу. Марк повернулся к Полу Трюгве:

- Что скажешь ты, Пол?

- Я внимательно слушаю, - ответил самый молодой из пограничников станции.