Евгений Филенко - Бой на Калиновом мосту

Тимофеев беспомощно оглянулся на Тахиона. Тот сидел в непринужденной позе, лицом прямо-таки излучая противоестественное удовольствие от происходящего.

— Что же мне делать? — захлопотал Тимофеев. — Может быть, есть какая-то возможность договориться?

— Пятерик, — заявил пришелец, равнодушно исследуя интерьер. — Или флакон на бочку.

— Антей, друг мой, — внезапно вмешался Тахион. — Вы несколько перехлестываете. Подобные сантехники для данного периода времени уже нехарактерны.

— Простите, коллега Тахион, — фальшивый слесарь мгновенно увял. — Но я отбыл следом за вами по личному распоряжению директора. Так сказать, для подстраховки.

— Возвращайтесь, коллега Антей, — сказал Тахион. — Все в порядке, пусть ваше сердце успокоится. Я мигом за вами.

— Ну и славно, — с облегчением произнес Антей, бодро вскинул трубу на плечо и, подмигнув оторопевшему Тимофееву, двинулся прочь.

— Теперь вы видите, что вам угрожало? — осведомился Тахион. — Поверьте, мы относимся к своим обязанностям со всей ответственностью.

Тимофеев покрутил головой, стараясь выкинуть из головы страшное видение. Затем тщательно затворил дверь и вернулся к столу.

— Так что же? — спросил он. — Мы никак не можем спасти Вику?

— Но я же объяснил вам… — терпеливым учительским голосом начал Тахион.

И тут снова хлопнула дверь…

Оттого, что сначала вошел Николай Фомин, мрачный, будто грозовая туча, а следом — девушка Света с расписным чайником для заварки и чистой чашкой для Фомина. Поскольку ее руки были заняты, она затворила дверь пяткой.

— У вас горел свет, — сказал Фомин угрюмо — Я подумал, что ты еще не спишь. Не могу я сейчас один.

Он коротко кивнул слегка привставшему Тахиону и сел на угол дивана, очевидно, не опознав в блестящем аристократе безобразного лодыря и краснобая со стройплощадки.

— Познакомьтесь, — сказал Тимофеев. — Товарищ Тахион прибыл к нам из тридцатого века…

— Да ведь мы уже знакомы, — с благожелательной улыбкой произнес Тахион.

И Николай Фомин стал стремительно, безудержно меняться прямо на глазах.

Из поникшего неудачника, забаррикадировавшего от внешних раздражителей за собственными переживаниями, он обратился в настороженного скептика, что с напускным недоверием прислушивается к словам, в которые ему так хочется верить. Но и в этой ипостаси Фомин задержался какие-то секунды. Он не мог не видеть в забрезживший где-то в немыслимой дали слабый проблеск надежды. Потому что сейчас он был в таком душевном состоянии, когда люди готовы поверить во что угодно, только не в безвыходность.

Он взвился, едва не выбив чашку с чаем из рук подошедшей Светы.

— Тимофеич! — прохрипел он. — Удалось?!

— Я слов на ветер не бросаю, — не без гордости промолвил Тимофеев.

Фомин подскочил к опешившему Тахиону и сгреб его за атласные лацканы.

— Где она? — спросил он горячечным шепотом. — Ведь ее же нет в вашем времени! Я чувствую это? Иначе Витькин прибор нашел бы ее…

— Николай, успокойся! — заволновался Тимофеев. — Возьми себя в руки, что ты, в самом деле?

— Чаю выпей, с вареньем, — ласково сказала Света, осторожно оттаскивая Фомина от захваченного врасплох Тахиона. — Варенье у нас ой какое вкусное!

Фомин выпустил Тахиона и медленно, как во сне, вернулся на диван. Потом обхватил себя за голову.

— Прости, друг, — пробормотал он. — Не хотел я тебя обидеть. Совсем обеспамятел…

— Не стоит извинений, — сочувственно проговорил Тахион, одергивая фрак. — Мне столь понятны ваши чувства. И сердце вас, к сожалению, не обманывает…

Пока он излагал историю бесследного исчезновения Вики, с Фоминым происходила обратная метаморфоза, лицо его каменело все больше пока не превратилось в гранитную маску. Света, которая также услышала об этом впервые, под конец едва не разрыдалась, так ей было жаль всех пострадавших — и пропавшую Вику, и обездоленного Фомина. Да и Тимофееву сделалось не по себе.

— Неужели ничего нельзя придумать? — всхлипнула девушка.

— А еще тридцатый век, — укоризненно сказал Фомин. — Будущее называется.

— Вы думаете, мы всесильны? — покивал головой Тахион. — Напрасно… Мы, равно как и вы, только на пути к подлинному всемогуществу. И нам лишь ненамного посчастливилось опередить вас.

— Да, Николай, — сказал Тимофеев. — Это катастрофа. Горе для всех нас.

В душе он корил себя за то, что вызвался помочь другу и вместо облегчения доставил ему новые страдания. Одно дело знать, что любимый человек живет и благоденствует где-то за тридевять времен, и пусть ты ему безразличен, пусть он вообще о тебе не знает, главное — с ним все в порядке, и это уже счастье! И совсем другое дело, когда внезапно выясняется, что ты бессовестно жив и здоров, а его-то и нет — ни в будущем, ни в прошлом, ни в одном из времен…

— Вот и все, — промолвил Фомин, глядя перед собой пустынным взором. — Вот и конец всему.

Окружающие молчали. Ни к чему были слова утешений. Возможно, наступила самая настоящая минута молчания по той Неземной Красавице, какой предстала глазам Фомина несколько месяцев назад девушка из будущего по имени Вика.

Тимофеев поднялся. Взгляд его был отрешенный от печальной действительности, но это никого не насторожило, даже Свету, хорошо знакомую с подобными симптомами, ибо все были поглощены переживаниями. Не говоря ни слова, Тимофеев собрал в кучу раскиданные по полу детали и пригоршнями ссыпал их в неубранный чемодан, зачем-то кинув туда паяльник, он сгреб чемодан под мышку и вынес в коридор. Спустя мгновение он заглянул в комнату и позвал:

— Николай, выйди на минутку!

Фомин равнодушно подчинился, притворив за собой дверь, и слышно было, как они о чем-то негромко переговариваются в прихожей. Тахион поддернул манжет, обнаружив на запястье вполне привычные часы, оформленные в виде золотого браслета.

— Однако же мне пора, — сказал он. — Вероятно, мое присутствие уже несколько утомило вас.

— Вовсе нет, — возразила Света и вдруг замолчала.

Как уже можно догадаться, входная дверь вновь напомнила о себе. Тахион увидел только расширившиеся от изумления глаза девушки, и это сразу пробудило в нем тревожные предчувствия. Обернувшись, он понял, что не ошибся.

Ну, это вы можете узнать, если наберетесь терпения и станете читать дальше.

— А я-то гадал, что за бандура появилась у тебя в прихожей, — сказал прямодушный Фомин. — Велосипед не велосипед, прялка не прялка.

— Ретромотив называется, — с уважением проговорил Тимофеев. — Я тут окинул его взглядом: действительно, проще некуда. Вот табло, указывающее пункт назначения, — на нем сегодняшнее число и время. Вот клавиша «туда», а вот «обратно». Одно место для водителя, второе — для пассажира. Видно, они привыкли по двое летать.