Лина Кирилловых - Прямые зеркала

– О, – ответил Айви.

Дэн обречённо вздохнул.

– Даль говорит, что старый и не боится, но он воспитывал меня после того, как мама и папа погибли при взрыве в бывших мастерских. Он – угрюмый, конечно, и не особо общительный, но я его люблю, и мне страшно. Никто из ушедших не возвращался. Никто не приходил к верхним людям! Куда же они делись, Айви? Куда?

– Я не знаю. Я, – Айви сглотнул, – я рассматривал лес. Я лазил по завалам, Дэн, и даже тыкал ветками в ямы. Туда, где вода. Я думал, что, может… Я не нашёл. Ну, мёртвых… тел…

– Спасибо, – было непонятно, за что благодарность: за то, что Айви не видел погибших, или за то, что искал.

– И всё же жаль, – сказал Дэну Айви. – Жаль, что мне нельзя помочь тебе и им. Что мне нельзя их встретить и привести в деревню. Я этого не понимаю, если честно, Дэнни. Всё потому, что я для вас заразный?

– Ты… ох, – беспомощно ответил тот.

– Это был бунт. Не очень-то и неожиданно. Сторонники Замкнутости консерваторы жуткие – а, как по мне, просто трусы. Но такого не случалось ещё, Айви, никогда – чтобы смещали Совет. Странно, но я и рад, и напуган. Даль не ушёл, но у нас теперь всё стало строже. День снова короткий. И в рубки нельзя.

– Стой… в рубки нельзя? А ты теперь как?

– У меня есть папин ключ. Карта к двери. А-а… я ловкий, проскочу незаметно. Но так не смогут учёные. Наш новый Совет… делает непривычные вещи. Он забрал у учёных их книги. И фильмы тоже пропали. Не все, но тот, который мы с тобой смотрели, например. Фильмы, книги – это вещи общие. Библиотечные собираются протестовать. Знаю я их протесты – плакаты и транспаранты по стенам, несерьёзно, в общем. Но всё же.

– Нехорошо, – сразу вспомнилось отцовское слово, – самодурство какое-то.

– Кто-то у вас делает так же?

– Нет. Я никогда не видел. Старейшин все слушаются, даже охотники. Даже отец.

– А если старейшины поступают неправильно?

– Не знаю. Кто определит? Их много, и они всегда всё обсуждают вместе – даже спорят, случается…

– Новый Совет – тоже много людей. Они твердят, что наши проблемы – из-за неверного восприятия мира. Но мир – не только коридоры, а ещё и лес, и то, что ты мне рассказал! Наш мир – и ты! И все твои деревенские. Мы просто не можем быть замкнутыми.

– Я слышу тебя, – Айви очень хотел подбодрить. – Ты будто рядом со мной. Ты – живой. Ты не закопанный наглухо, Дэнни. И другие тоже.

– Если бы я только мог дышать верхним воздухом, – сказал Дэн тоскливо.

– Учёные придумают что-нибудь. Не кисни, ну, пожалуйста!

– Новый Совет не позволит.

– Тогда они его так же сместят.

– Смещают ли в деревне старейшин?

– О, – ответил Айви. – Нет. Но это другое. Старейшины – старые. Их забирает смерть.

Дэн вздохнул.

– Этого нам ждать очень долго.

– Охотники, – сказал ему Айви, – загоняют оленей толпой.

– Мне кажется, у нас так не умеют – объединяться и бассейным, и тепличникам.

– А мне вот кажется, что вам – надо пробовать.

– Такого не бывало ещё, – Дэн повторил деловито, – чтобы все-все-все поднимались и гнали кого-то сплочённо. Во всяком случае, не слышал… Но я скажу Далю. Он взрослый. Он умный и обсудит с учёными. Он… он пришёл, вроде бы. Эй, Даль! – голос Дэна смазался и съехал. – Это ты? Я тут, тут… Эй! Эй, что вы?! Что… Отстаньте! Не надо!

Сбилось, зашипело помехами: в рубке глубоко под землей шумели, боролись и падали.

– Дэн! – Айви заорал и заметался по брёвнам. Летнее солнце палило сквозь чахлый туман. – Дэн! Отпустите его! Отпустите!

А потом, когда далёкая возня затихла, появилось чувство, что Айви рассматривают.

2.

На двери ещё виднелись цифры: «семьсот семьдесят два». Номер пассажирской каюты, ничего о ней не говоривший. Багровый аварийный свет горел очень тускло. У порога каюты раскинулась тёмная лужа, подёрнутая масляной пленкой, и Дэн, перешагнув её, качнул дверь вбок. Механизм не препятствовал – не работал. Вонь палёной трухи – высушенные грибы – хлестнула, заставляя поморщиться. Сидящий на карачках Сэм поднял голову. Глаза у него были налитые кровью и злые.

– Припёрся, – сказала сбоку Йоко.

Одна из Ольсен выставила ногу, обтянутую драным чулком, и хихикнула. Другая малевала губы, не отрывая взгляд от зеркальца. Зеркало не помогало: Ольсен-вторая заехала за контур, отчего напоминала коридорную жертву ограбления. «Мерзкие», – подумал Дэн.

– Давай сюда, – буркнул Сэм.

Дэн положил на покосившийся стол прямоугольный футляр. Шесть ампул. Он рисковал здорово. Сэм, дёрнув носом, задумчиво хмыкнул. Порывшись в карманах, главарь достал карточку и лениво припечатал её рядом.

– Она не моя, – упавшим голосом ответил Дэн.

Йоко сплюнула.

– Вот горе-то – впору на пол упасть и расплакаться. Ты карту просил? Забирай и выкатывайся.

– Ну что ты, полосочка, – нежно сказала Ольсен с накрашенным ртом-раной. – Парнями разбрасываешься.

Ольсен Драный Чулок рассмеялась.

Она – или вторая, поди различи их, близняшек – вчера смеялась так же. Низким, похотливым липким смехом, когда сразу трое воняющих, грязных работяг с очистной зажимали Ольсен в закутке за задраенным конференц-залом. Дэн успел увидеть мало: голые потные спины мужчин с корявыми буграми мускулов, белобрысую, запрокинутую к стене голову. Он удрал раньше, чем кто-либо мог его заметить, и долго ещё ощущал омерзение. Культисты Замкнутости вешали учёных, которые стремились вытащить людей из мрака к свету – а люди превратились… в это.

Сэм грубо шлёпнул Чулок по ляжке.

– Тут всё моё. Заткнитесь, дуры.

«Общественное» – Дэн не сказал это вслух.

– Катись, – вновь повторила Йоко.

Чужая карточка царапала ладонь. Дэн не решался взглянуть на неё до поворота, но потом, пересилив себя, посмотрел и вздохнул. Потёртая, с трещиной, незнакомая карточка – не его, не Даля. Должно быть, она неактивна, и всё было впустую. Воровство. И отложенное, по сути, убийство. Дэн не знал, кто теперь из-за него погибнет. Хорошо бы, только он сам.

Под тремя широкими полосками границы, нарисованными на заляпанных стенных панелях, Дэн присел на ящик. Он снял правый ботинок и достал из-за пояса нож, который незаметно позаимствовал в столовой. Сделав глубокий разрез на резиновой жёсткой подошве, Дэн затолкал туда карту и, сунув руку в ботинок, проверил, не помнётся ли спрятанное. Он заметил, что штопка у носа расходится. Надо чинить, пока снова не образовалась дыра.

Ботинки Даля – велики, зато целые – Дэн берёг для побега.

Еле слышные звуки заставили Дэна встряхнуться. Заунывное пение, эхом летящее через изгибы коридоров, с большого расстояния казалось тоскливыми обрывками плача. Звуки лгали. Дэн обулся и стал. Он втянул в себя сырую затхлость Юга и пошёл вперёд, всё ускоряя шаг. На плечи и волосы ему иногда падали склизкие капли.