Михаил Шпорт - Теория нереальности

– И кто создал эту… Симуляцию? – спросил я.

Я не собирался верить в сказку, которую он мне рассказывал. Спросил просто для того, чтобы Прометей продолжил говорить, пока я думаю, что делать дальше.

– Хотя, нет, погоди, – сказал я. – Наверное, люди из будущего?

Разводя руками, я показывал на окружающий меня город, хотя понимал, что Прометей не может этого увидеть.

– Нет, – ответил он. – Я же уже сказал, что этот мир нереален. Это тоже симуляция.

Я медленно выдохнул и покачал головой. Меня начал утомлять этот бред. Может я сошел с ума и сейчас у меня просто галлюцинации? Симуляции, будущее, эксперименты над людьми… Сейчас приедут врачи, вколют мне лекарство и я очнусь.

– Эти симуляции созданы вообще не людьми, – продолжал Прометей.

Час от часу не легче. Я начал озираться в поисках санитаров. Они должны быть где-то здесь. Со шприцами и смирительной рубашкой.

А может быть, я заснул на работе и весь этот бред мне снится? Коллеги сейчас это заметят и разбудят меня. Да, черт подери, пусть хоть начальник придет, толкнет меня и сделает выговор. Мне уже надоело все это видеть и слышать. Хочу назад, в реальность.

– И кем же они созданы? – спросил я и угрюмо усмехнулся. – Эволюционировавшими крысами? Мы ставили опыты на них, а теперь они решили отомстить?

– Твой скепсис мне понятен, – сказал Прометей. – Сложно поверить в такое. Особенно человеку из твоей симуляции. Из твоего времени.

Человеку из моего времени. Никогда не мог представить, что услышу такую фразу в реальности. Тем более, обращенную в мой адрес.

– Так какой же сейчас на самом деле год? – спросил я.

– Точно сказать не могу, – после секундной паузы ответил Прометей. – Могу только предположить, что идет примерно шестое тысячелетие. После гибели человечества летоисчисление вести было некому.

Я опять запнулся. Шестое тысячелетие. Как же так? У меня, человека из двадцать первого века, не укладывались в голове такие цифры. Но я резко отвлекся от этих мыслей, вспомнив еще один факт, сказанный Прометеем.

– Ты сказал «гибель человечества»? – переспросил я. – Мне не послышалось?

– Все верно, – подтвердил он мои слова.

Я остановился и присел на какую-то лавочку. Казалось, что мой мозг сейчас взорвется от всего того, что мне пришлось услышать и увидеть за последние несколько часов. И особенно от того, что говорил мне Прометей.

– Но как же так? – спросил я, спустя несколько минут. – Ведь вот он я. Живой. И, вроде бы даже человек. Меня всю жизнь окружали другие люди. Здесь по улицам ходят люди. Да даже тот старик в магазине выглядел, как самый что ни на есть живой человек!

– Только вот он не человек, – просто ответил Прометей.

Я откинулся на спинку лавочки и закрыл глаза. Последнее время это стало моим излюбленным занятием. В конце концов, я хотя бы не буду видеть этого странного мира вокруг.

– А кто же он в таком случае? – спросил я, не открывая глаз. – Голограмма? Инопланетянин? Робот? Или вообще… Моя галлюцинация?

Последняя мысль показалась самой подходящей. У меня начались галлюцинации. Нужно читать меньше всяких небылиц и больше спать. Так и с ума сойти недолго. А может, это уже и произошло.

– Думаю, из перечисленного тобой, самым подходящим и понятным будет определение – робот, – отвечал на мой вопрос Прометей. – Хотя это тоже не совсем точно.

Не совсем точно? На моем лице появилась глупая улыбка. Не совсем точно. Зато одно можно сказать точно. Я определенно сошел с ума! Не знаю, почему эта мысль меня так радовала. Хотя, откуда мне знать, как чувствуют себя психи.

Ну, хорошо. Раз уж я не могу прервать эту галлюцинацию, то продолжу разговаривать с Прометеем. Хотя бы как-то займу время, пока это все не закончится.

– А какое определение будет более точным? – спросил я.

Прометей молчал. Видимо, подбирал «простые и понятные» слова для тупого и недалекого меня. Человека из прошлого. По меркам шестого тысячелетия – практически, пещерного человека.

– Более точно будет называть их куклами, – наконец, подал он голос. – Марионетками. Для каждого из них написана программа, которая полностью моделирует их личность. У них нет своего сознания, нет своей воли. Их очень сложно отличить от людей. Потому что они могут демонстрировать весь спектр эмоций. Но это просто фикция, показуха. Я не смог изучить их настолько глубоко, но, возможно, они даже верят в свою реальность, человечность. Хотя, по факту, никаких чувств у них нет. В самой оболочке куклы вообще ничего нет. Они все управляются из одного места. Программа передается дистанционно и, в принципе, может меняться, переписываться. Если сигнал передачи каким-то образом прервать – кукла полностью прекратит любую деятельность. По сути, будет той самой безжизненной марионеткой, безвольно повисшей на нитках кукловода. Это, конечно, несет определенные риски. Но иначе сделать было нельзя. Если программа будет внутри куклы, то ее можно будет взломать и подчинить чужой воле. А, значит, можно будет проделать это и с любым количеством таких же кукол.

И тут у меня против моей воли вырвался вопрос, который сложно было не задать в такой ситуации.

– А я? – в моем голосе была легкая неуверенность. – Я человек?

Стоило мне только произнести это, как я подумал, что это прозвучало довольно глупо. «Я мыслю – значит, я существую». Не зря же кто-то это сказал. Уж я-то точно человек. Да и вообще! Не могу я быть кем-то другим. Никто не может. Все они люди. Я уже слишком долго нахожусь в этом бреду. Начинаю плохо соображать и верить во всю эту чушь.

– Ты человек, – ответил Прометей. – Один из немногих живых людей.

– А немногих – это как? – решил уточнить я.

– По моим подсчетам, суммарно во всех симуляция, находится около двух миллиардов настоящих людей.

Хм. Ну не так плохо. Видимо, около миллиарда у нас и столько же здесь. Наверное, я даже встречался с ними. Может, даже с кем-то вместе работаю. В конце концов, это примерно одна седьмая всего населения планеты.

Черт! Опять я думаю об этой чепухе. Надо прекращать и как-то вытаскивать себя в реальный мир. Я попытался себя ущипнуть – не помогло. Легонько похлопал по щекам – тоже ничего. Тогда я размахнулся и со всего маху шлепнул ладонью по левой щеке. В глазах потемнело, в ушах зазвенело. Я не сразу заметил, что наушник вылетел и упал на землю.

Когда в голове немного прояснилось, я наклонился, подобрал его и снова вставил в ухо. И тут же услышал голос Прометея. Из-за того, что голос был изменен электроникой, невозможно было понять эмоции, но мне показалось, что тон был обеспокоенный.

– Что произошло? – спросил он. – Связь, кажется, прервалась на некоторое время.

– Я ударил себя по щеке, – просто ответил я и пожал плечами.