Алия Амирханова - Месть психиатра

– Аргументировано ты говоришь, и в целом с тобою трудно спорить. Мне не понятно одно, – Пётр протёр очки, затем продолжил. – А чего ради стараться, если всё равно умрём? Если бы было наоборот: жили бы, к примеру, вечность, то тут всё понятно. На тебе при жизни уважение, почести, деньги те же самые – наслаждайся! Ради этого можно и покорпеть, погрызть, так сказать, гранит науки. А так, ради мгновения, только зубы портить. Не лучше ли пролежать себе тихонько, не напрягаясь, не высовываясь? Засунуть, так сказать, свои желания куда подальше и ни о чём не переживать.

– Да пойми ты, – взволнованно воскликнул Степан, – у нас у всех есть обязательства! Для чего, думаешь, нас природа создала? Нас всех, а не тебя одного. Целый коллектив создала, популяцию, вид. Значит, какая-то задача перед нами поставлена, и чтобы мы не перемёрли, не успев решить её, нас так много! Кто-то умрёт, кто-то выживет. А ты знаешь, кто выживет, от кого пользы будет больше? Творец всей этой заварухи проверяет нас на содержание. Зачем ему, скажи, трутень? Он его, понимаешь ли, разумом наделил, возможности дал, а он в кусты хочет спрятаться. Люди должны осознанно проживать свою жизнь. Ты обязан привнести в общую жизнь что-то, чего не было до тебя. Понимаете, обязан! Иначе “кирдык башка”, а что вы хотели?!

– Вообще запутанно говоришь, – в разговор вступил Эдик. – Ну, предположим, мы докажем, что чего-то стоим, и что? Что дальше, что нам за это будет? Коллапс, рано или поздно наше солнце погаснет, исчезнет наша цивилизация и наши потуги в том числе.

– Нет, дорогие вы мои! Мы все общими усилиями что-то такое там придумаем, найдём замену нашему солнцу, и всё продолжится. Понимаете, продолжится! Но на более высоком уровне. Мы же живём лучше пещерного человека, он для нас постарался.

– Ага, я, значит, должен стараться, чтобы кто-то там жил в более продвинутом мире, – с ухмылкой произнёс Эдик, а потом добавил, – Нашли дурака! …Поздно, пойду я, – Эдик встал и направился к входной двери.

– Подожди меня, я тоже ухожу, – Пётр поставил пустую бутылку на стол. – Завтра на учёном совете выступаю. Надо продумать, что буду говорить, – Пётр встал с дивана и направился к выходу.

Степан проводил друзей до двери.

– Я вижу, вы какие-то грустные. Не расстраивайтесь вы так, – он попытался успокоить друзей.

– Мне ещё надо в магазин заскочить. Мать огроменный список составила, что надо купить. Пока, завтра увидимся, – Эдик махнул рукой Степану и открыл входную дверь.

– Надо так надо. Хотел вам одну игру предложить, – Степан всё пытался развеселить товарищей.

– Хватит нам твоих игр, – недовольным голосом вставил Эдик, оборачиваясь уже в дверях.

– Чего вы такие пугливые? Это обыкновенные стрелялки. А насчёт рулетки – не бойтесь. Пятьдесят лет спокойной жизни я вам точно гарантирую, – обиженным голосом ответил Степан, закрывая за ними дверь.

Вернувшись к себе в комнату, он допил пиво из своей бутылки, потом, убрав её, сел за стол и открыл ноутбук. Произошедшее не сразу отпускало. Стуча по клавишам, набирая очередную программу, продолжал думать о ребятах.

Вымотался, пока их уговорил. Не думал я, что все такими трусами окажутся! А ведь я их только проверить хотел. Программа – это обыкновенный вирус и привязан к слову “ удалить программу “, мою программу, разумеется. Стоит нажать это слово хоть раз – сразу активируется. Но всё равно – медленно будет раскручиваться. Запись выдаст о смерти, конечно назойливо, устрашающе. Часы будут отсчитывать минуты, но никакого уничтожения содержимого не будет. Я программист, для меня “внутренности” – это святое. Так что, пусть не трогают мою программу. Я столько времени в неё вбухал! Не будут уничтожать, – вирус ни за что не активируется. А насчёт мести… Хитрые какие! Почему это я один должен бояться? Вообще-то они вместе со мной находились. Никто из них дверью не хлопнул и не ушёл в знак защиты Кольки.

– Так что, всем и отвечать, – саркастически усмехнулся Степан. – Если что, в психбольнице все вместе окажемся!

Потихоньку Степан увлёкся написанием программы и, втянувшись, уже полностью погрузился в неё, забыв обо всём на свете.

Дома Петю у порога встретила мама. Он был единственным сыном в их профессорской семье, и если задерживался по вечерам, то мать, волнуясь, частенько встречала его прямо у двери, – очевидно, чтобы скорей убедиться, что с ним всё в порядке.

– Здравствуй, дорогой, – мать ласково обняла сына. – С тобой всё в порядке?

– Ну конечно! У Стёпки был, как всегда заболтались.

– Решали глобальный вопрос по поводу жизни на Марсе? – из кухни донёсся доброжелательный голос отца Петра, профессора физики.

– Не совсем так, но тоже кое-что глобальное, возможно даже расскажу, – ответил Пётр из прихожей, где снимал обувь.

– Привет, пап, – прежде чем пройти в ванную, он заглянул сначала на кухню.

Пётр был откровенен с родителями, но о том, что сегодня произошло дома у Степана, он решил им не рассказывать и, вернувшись на кухню, сел за стол и начал есть. Родители сидели рядом и обсуждали какие-то свои выступления на учёном совете. Ещё вчера он влез бы в разговор и поинтересовался их делами, но сегодня ему не хотелось этого делать. И вовсе не потому, что родители вдруг стали ему безразличны, наоборот, почему-то только сегодня он почувствовал, насколько сильно их любит, и как они дороги ему. Придя сегодня домой, он, наверное, впервые заметил и волнение в глазах матери, и почувствовал вкусный запах ужина, и вообще – даже простой свет в прихожей показался ему настолько родным, уютным, что у него больно защемило в груди от мысли, что он может потерять всё это.

Внутренним чутьём он понимал причину своего резкого просветления: впервые в жизни задумался о смерти и даже испугался её. Слёзы подступил к горлу, стало даже трудно дышать. Он ниже опустил голову к тарелке, чтобы родители не заметили его волнения. Но потом ему вспомнилось, что Степан им гарантировал пятьдесят лет жизни, а это, надо сказать, срок немалый. Пётр успокоился и даже как-то возгордился, что нашёл в себе мужество на очень смелый поступок.

Однако мысль, что недавно произошедшее – лишь огромная глупость, которая, по сути, позорит их всех, упорно всплывала в его мозгу, но он гнал её и настойчиво оправдывал себя, веря, что Степан всё же прав, и теперь и он, и все остальные резко мобилизуются и интенсивнее будут работать. Обуреваемый такими мыслями он сидел на кухне, ел свой суп, не желал ни с кем разговаривать и тихо радовался, что родители беседуют между собой, не трогая его.

Но отмолчаться всё же не удалось. Отец вспомнил, что сын обещал что-то рассказать, потому, прервав разговор с женой, спросил.