Жанна Пояркова - Демон пустоты

Ноябрь 2018 года

Подростком я мечтал стать поэтом, похожим на демонического Рембо, лиричного выдумщика Аполлинера или тонущего в экстазе, феерического Уолта Уитмена. Пока я носился, опьяненный медом поэзии, никто мне не рассказывал, что поэт остается частью крохотного сообщества, членов которого обыкновенные люди считают откровенными бездельниками и чудаками. Все в моей семье повторяли, что стихи никто не покупает, но я переводил это как: «Стихи не покупают болваны вроде вас». Когда правда открылась, давать задний ход было уже поздно.

Обычно, столкнувшись с реальностью, люди уходят из поэзии в большой мир, где стихи становятся необязательным хобби, о котором не расскажешь коллегам, чтобы не засмеяли. Я же решил стоять на своем и подрабатывать где попало, вспоминая битников, испанских певцов-повес и могучих американских бродяг, а в перерывах брался за любую деятельность для поэта. Закончилось все тостами для дней рождений на сайтах фриланса вперемешку с переноской мебели, работой за барной стойкой и протиранием штанов в исследовательских архивах, где живут привидения.

К бедности, когда ты молод, привыкнуть нетрудно. Гораздо сложнее перестать испытывать приступы ярости от обыденного представления о поэтах. Ты представляешь себе Байрона на судне, несущемся к неизведанным странам по ледяным соленым волнам, тяжко стучащим по борту. Ты видишь Блеза Сандрара кисти Модильяни, странного и недосягаемого. Для большинства же людей поэт – это человек, рифмующий поздравления на открытках, придумывающий тексты к прилипчивым, словно грязь, песенкам, или просто бесполезный дурак, не нашедший себя в жизни. Безработный, бесхребетный бездельник с плохой стрижкой и ветром в голове.

Если бы мне сообщили, что большую часть моего заработка будут составлять деньги за сочинение зажигательных рифмованных речевок, редактуру плохо переведенных текстов песен для азиатских дорам и написание текстов для инди-групп, я бы крепко подумал, прежде чем связывать с поэзией свое будущее. Хотя нет, я лгу. Как-то раз я пробовал трудиться в офисе – и позорно сбежал, даже не забрав трудовую книжку. Есть что-то устрашающее в необходимости сидеть в небольшом кабинете с несимпатичными тебе людьми восемь часов подряд.

Так или иначе, но мой худосочный, но вдохновенный сборник «Туз теней» купили всего четырнадцать человек. Редактор в издательстве только развел руками и сказал, что поэзию обычно читают другие поэты, но покупают они еще реже, чем читают, так как у них нет денег. Хотел бы я оспорить его заявление, но я и сам за последние прочитанные стихи не платил, потому что быть голодным трудно. Сборник хайку я, например, спер с книжной распродажи – из чистого озорства, поддавшись магии момента. Зазор между мечтами и реальностью так велик, что воспетая многими романтиками меланхолия при мысли о том, где взять денег, приходит моментально.

Поэтому когда я увидел, что одна писательница ищет поэта для создания заклятий на страницах детской книжки, то невероятно завелся. Что угодно лучше поздравительных открыток. Да и, если подумать, заклинания в стихах могут быть странными и необычными, притягивать читателя и запоминаться надолго, заставлять мечтать… Вы всё поняли верно – я совершенно отчаялся, поэтому уцепился за подкинутый судьбой шанс, словно клещ.

Когда заказчица решила встретиться, я не удивился. Женщины любят иметь дело с кем-то, кто им понравился, даже если речь идет о бизнесе. Им не по душе, если стихи про жизнерадостных ящерок и бегемотиков для цветастой книжки в пятьдесят страниц напишет некто неопрятный или злой, хотя я не понимаю такой разборчивости. В эпоху электронных связей можно было ограничиться звонком по скайпу.

Вместо этого пришлось накинуть старомодный замшевый пиджак на футболку с надписью «Joy Division», чтобы создать впечатление богемного шика, привести себя в порядок и приехать в небольшое кафе в центре, прикидывая в уме, сколько же придется заплатить за кофе. Я не был уверен, что на карте осталась нужная сумма, а заказать что-то из вежливости требуют приличия. Об остальном не беспокоился: я был молод, красив и силен, как Кухулин, поэтому рассчитывал на симпатию со стороны заказчицы, которую представлял доброй, пухлой тетушкой. Может, я и небогат, но личное обаяние – иной тип капитала, порой позволяющий перекрыть недостаток основного.

В кафе «Cool story» я раньше не бывал. Оно находилось за католической церковью, в переулке, где чудом сохранились старые городские здания с вылепленными тут и там совами. Птицы смотрели на город с высоты грустным взглядом, и туристы кидали в них монетки, чтобы поймать удачу. Такие необычные скульптуры или лепнину на доходных домах можно найти по всему городу, словно знаки. Я любил такие осколки старины, совершенно около них забываясь. Здесь легко представить, будто я человек из времен, в которых не было ни социальных сетей, ни торговых центров, ни надоедливых мобильных телефонов, а мужчины еще ценили красоту шляп.

В переулке никого не было. На доске объявлений за церковью вкрадчиво шуршала отклеившаяся с обоих нижних уголков афиша органного концерта. Перед кафе висел фонарь в мозаичной подставке, разноцветные лучики света окрашивали дорогу перед дверью радужными полукружиями. Я вошел внутрь под нежные звуки колокольчика, осмотрелся.

Внутри кафе оказалось очень маленьким, но вытянутым, как половина бублика. Столики располагались по периметру округлого здания, в центре находилась стойка с кофе, рождественскими пряниками и ореховыми пирогами. Посетителей практически нет: за дальним столиком пила кофе молодая парочка, парень и девушка делили между собой кусок аппетитно выглядящего кекса с изюмом, а недалеко от входа, около алькова с книгами на обмен, сидела шикарная женщина лет пятидесяти.

Женщин в возрасте очень легко разделить по типажам, исходя из того, забрасывают ли они свою внешность. Большинство полностью отдаются семейным обязанностям, поэтому внешнее отходит на второй план, забывается. Моя мать на фотографиях юности выглядела стройной веселушкой, но узнать ее на тех фото смогли бы только те, кто давно с ней знаком. Возраст размыл черты лица, подбородок перестал быть четким, потерявшись в мягких складках, годы отпечатались на облике однозначно и неумолимо, а при выборе одежды речь стала идти об аккуратности, а не о красоте. Время жестоко и к мужчинам, но все-таки к нам взгляд не так требователен.

Незнакомка была сухощавой и очень суровой. Блестящие черные волосы спадали на плечи вышколенной волной, алая помада без ложной стыдливости подчеркивала губы. Ее лицо не пыталось скрыть возраст, но стиль женщины делал его особенностью, а не провалом. Она знала себе цену, и это ощущалось во всем: в том, как уверенно она сидела, в том, как держала книгу худыми, длинными пальцами. Это чувствовалось в больших темных глазах и в строгом костюме из хорошей ткани. Властность в ее образе наводила на мысль о руководящей должности, но для этого женщина слишком красива, словно постаревшая актриса или модель. Непривычная яркость граничила с экстравагантностью, хотя не настолько, чтобы быть неуместной.