Жанна Пояркова - Демон пустоты

Неужели это и есть писательница? На секунду я замешкался, но потом подошел к столику и поздоровался.

– Вы Алиса Ветер?

Незнакомка подняла глаза от книги и ответила профессиональной, отстраненной улыбкой.

– Все верно. – Она отложила книгу, это был томик Лотреамона. – А вы Нестор Ли, поэт? Рада видеть настоящего поэта. Я читала «Туза теней», он очень интригует. Необычный выбор тем и несомненное мастерство.

Голос низкий, с благородным призвуком, словно у дикторов или певиц. Может, ей приходилось много разговаривать, но я даже не предполагал, что детские писатели могут быть такими. Мы оба скрывались за псевдонимами, которые теперь казались неуместными и избыточными.

Неожиданно я смутился. Какая-то взрослая леди в возрасте моей учительницы старших классов читала «Туза теней», да еще и нахваливает его… Я выпал из контекста и растерялся. Алиса воспользовалась этим, чтобы указать на стул напротив.

– Прошу вас, Нестор, – продолжила она. – Поэзии, как и театру, постоянно предрекают смерть, но люди не меняются. Им нужны иллюзии, зрелища и заклинания, чтобы забыть что-то важное или его вспомнить. И поэты как раз похожи на заклинателей. Поэтому я уважаю таких, как вы, – несгибаемых, немодных, приносящих в мир красоту могучих саг, дерзновенность исследователей, откровенность настоящих трагиков. Одна нужная строка – и из глаз потекли слезы или раздался смех, люди растроганы или разгневаны. Слова дают поразительную власть.

– Над детьми? – закашлялся я, став ее фанатом после такой речи.

– И над ними тоже, – усмехнулась женщина. – Но хочу вас предупредить: моя книга – для непослушных, любознательных, мрачноватых детей. Для тех, кто ненавидит вечеринки и любит страшные сказки. Мне в детстве постоянно читали истории про пушистых кроликов и принцесс, дожидающихся принца. Я же предпочитала другие истории – леденящие, захватывающие, пугающие сказки про призраков и чудовищ, про вампиров и неодолимые опасности.

Ее глаза сверкнули, голос потеплел.

– Хорошо вас понимаю, – согласился я. – Сказки и без призраков довольно жестоки. Вспомните сборник русских сказок – сплошные смерти и непривычная логика. Только ребенок может воспринять ее всерьез, без чувства несправедливости и ощущения безумия происходящего.

Сев, я погрузился в шлейф духов Алисы. Горячий мох, немного дерева, чуть-чуть нарцисса, желтизна янтаря – никаких тебе фруктов и цветочков, которыми пахли мои девушки. Она несколько раз моргнула в ответ на мои попытки щегольнуть умом и кивнула:

– Да, в старых сказках есть архаичный языческий дух. Им неведома современная справедливость и нравоучительность. Они рассказывают о силах, которым такие категории не знакомы. Вот такую книгу я и хочу написать. А вы мне поможете.

– Что вам нужно? – Я заказал черный кофе и снова взглянул на собеседницу.

– Книга – это сказка о ведьмах, которые накладывают несложные, но губительные проклятия на людей. Форма заклятия – издевательский стишок, в котором в общей форме описывается, что случится с жертвой, – Алиса рассказывала очень внятно, доходчиво. – К сожалению, я не могу сама написать стихи. Таким талантом я не обладаю, а мне бы хотелось, чтобы заклятия звучали устрашающе и загадочно. Читатели должны ощутить интерес и сомнение. Но самое главное – стихи должны быть простыми и певучими, словно старые заговоры.

– Может, у вас есть примеры того, на что это должно быть похоже?

Собственный голос резанул слух чрезмерной угодливостью. Мне хотелось нравиться Алисе, а из-за разницы в возрасте и ее манер я чувствовал себя так, будто сдаю экзамен.

– Конечно, я пришлю вам дополнительные материалы, если мы придем к соглашению. – Она откинулась назад. – Но я хочу быть уверена, что вам интересна книга. Что мы находимся на одной волне. Понимаете, мне нужен соавтор, а не просто исполнитель.

Я напрягся, но старался сдержать волнение. Она оперлась спиной на спинку стула и следила за тем, что я предприму, но меня таким не проймешь. Я тоже отлично умею принимать позы и производить желаемое впечатление, но тема никак не приходила в голову. Нужно что-то простенькое, но что заклинать?

– Топчут ноги серый камень…

Алиса подняла бровь, но я смотрел в окно, сосредоточившись на ускользающей мысли.

Топчут ноги серый камень,

Силу он хранит веками,

Тянет облако к земле,

Горизонт отяжелел.

Ветер севера могучий,

Распори же с силой тучи,

Снег покроет камни эти,

Холоден, пушист и светел.

Алиса усмехнулась. Тема ветра должна была ее задеть.

– Слишком похоже на детскую считалку, но в общих чертах ты понял верно. Только знай – ведьмы не рисуют пасторальные картины, они заставляют природные силы дать им то, что те жаждут. Они угрожают, вымогают, выпрашивают, дурачат. Но давай проверим, сработает ли это, дружок.

Смена тона и резкий переход на «ты» меня покоробили. Но женщина предпочла не заметить мое недовольство, расправила спину и посмотрела в окно.

– Топчут ноги серый камень, силу он хранит веками, – угрожающе забормотала она, сливая фразы в одну, ускоряя темп.

Я открыл рот, чтобы спросить, что происходит, но Алиса понизила голос до страстного шепота. В ее странном поведении было что-то завлекающе непристойное, и я не мог его прервать, чтобы не устроить сцену.

– Тянет облако к земле… Горизонт отяжелел…

У писательницы обнаружились задатки актрисы. Легкие, безобидные строчки, произнесенные ею, приобретали неожиданный вес, она будто притягивала небо вниз, вцепившись в воздух пальцами с острыми, покрашенными алым ногтями. Мне стало холодно – от двери потянуло сквозняком.

– Ветер севера могучий, – громко приказала Алиса, заставив парочку, поедавшую кекс, обернуться. – Распори же с силой тучи! Снег покроет этот город, пусть придет ужасный холод!

Концовка была другой, но должен признать, что к ее стилю декламации она подходила лучше.

Я поспешно глотнул из чашки, чтобы не комментировать происходящее. Алиса Ветер снова откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди и разглядывала меня так внимательно, что хотелось провалиться сквозь землю. Ладно, я готов потерпеть эксцентричность заказчика, если он как следует заплатит. Писатели постоянно живут в придуманном мире, иногда забывая разницу между воображаемым и реальным, когда погружаются в книгу. Кто я такой, чтобы осуждать чужие странности? Может, ей нужно пропустить текст через себя?

– И что теперь? – скептически поинтересовался я.

– Теперь мы немного подождем. Не хотите орехового пирога, Нестор? Я заставила вас приехать, я угощаю. Разделим вместе хлеб.

Неистовая и грубоватая карга куда-то пропала, вернув холодную, деловитую даму. Я не понял, чего именно дожидается писательница, но если вы считаете, что я отказался из чувства гордости или неудобства, то ничего подобного. Мой лозунг: бери от жизни все, ввязывайся, храбрись.