Анри Старфол - Яблоки

На улице, усыпанной тесно построенными, одноэтажными домиками, резко затормозил черный фургон. Бронированный автомобиль, следующий за фургоном, остановился, качнувшись вперед, и поднял с дороги желтую пыль. Плотный водитель броневика посмотрел, как ударяясь о стекло, пестрыми пятнами разрастаются шарики с краской и виновато обернулся к застекленному смотровому окошку, в котором были видны пассажиры. Одетые в скафандры, они сидели, подобно космонавтам, которых вот-вот должны доставить к шипящему в ожидании старта шаттлу. Но в выражениях их лиц не было ни трепетной собранности, ни решительности, и лететь они никуда не собирались. Молодой холеный мужчина в черном скафандре, выполненном под серый деловой костюм в вертикальную полоску, и девушка в приталенном фисташковом скафандре-платье с прорезиненным подолом до середины бедра, переглянулись сквозь свои выпуклые шлемы. Напротив пассажиров сидели два андройда-охранника, готовые расщепить неугодных своим хозяевам в красную пыль.

– Простите, мистер Стивенсон. Проезд закрыт. Опять беспорядки, – робко пробубнил шофер.

– Код: 436. Отключить звукоизоляцию салона, – мистер Стивенсон раздраженно сложил газету в своих руках. – Убрать затемнение всех стекол.

В окружающее пассажиров уютное пространство автомобиля ворвались звуки криков, хлопков и выстрелов. Впереди, за фургоном, возглавляющим колонну, поперек дороги стоял массивный мусоровоз с боками расписанными граффити. Вокруг этой баррикады шла возня. Полицейские в серой камуфляжной форме охаживали электрическими дубинками пыльных людей, одеяние которых больше походило на лохмотья, чем на одежду. Многие падали, вскрикивая от боли, из-за осыпающихся на них резиновых пуль, ударов дубинок и ног в тяжелых ботинках, другие, забравшись на плоские крыши ближайших зданий, бросались в черный автомобиль обрезками труб, шариками с краской и камнями. Слева от дороги, на длинном заборе из желтого, щербатого кирпича, среди рекламы висел большой баннер. Он изображал в полный рост самого мистера Стивенсона без скафандра, такого нарочито приветливого и открытого, одетого в обычный деловой костюм, на фоне комплексов собственных заводов. Лозунг баннера: «Я работаю только для вас!» усилиями толпящихся рядом людей был исправлен баллончиком с краской на лозунг: «Я работаю против вас!». В довершение к этому, к голове мужчины были дорисованы скафандр и рога, а чуть ниже, крупными, желтыми буквами было выведено: «Они нам не боги! Долой бессмертных оккупантов!». Оттащив в сторону от стены людей, полицейские принялись убирать испорченный баннер, бросая испуганные взгляды на стоящий перед ними черный автомобиль. Когда пыль чуть улеглась, мистер Стивенсон разглядел небольших, черных дронов, которые летали над импровизированным полем боя и все беспристрастно снимали. Один из них подлетел вплотную к автомобилю и снял его пассажиров крупным планом. От этого мистер Стивенсон скривил губы в брезгливой гримасе и стал похож на редкий вид рептилии, помещенной в стеклянный террариум. А девушка, сидящая рядом с ним, прислонила защищенные скафандром ладони к стеклу автомобиля и наблюдала, как громоздкий полицейский робот медвежьей походкой расхаживает между поверженными людьми и защелкивает на их шеях гравитационные ошейники, прижимающие к земле. Полицейские в это время властно ходили по кругу и раздавали удары ногой в живот всем арестованным. Остальные протестующие, которых не успели задержать, исчезли также быстро, как и появились. На улице снова воцарилась шаткая тишина, нарушаемая лишь редкими приказами командиров полицейских экипажей.

– Генри, – тихо обратился мистер Стивенсон к своему водителю, – иди и узнай, когда уберут этот чертов мусоровоз.

Водитель хлопнул дверью и направился в сторону одного из полицейских. Обменявшись с ним парой фраз, он пробежался трусцой и залез обратно в черный автомобиль.

– Снова взломали автопилот мусоровоза, сэр. На этот раз намертво. Еще и двери кабины заклинило. В общем, постарались митингующие шахтеры…

– Постарались? – мистер Стивенсон глухо вскрикнул в своем скафандре, а после, спохватившись, повернул на нем рычаг громкой связи и заговорил громче. – Они должны стараться только когда трудятся на моих предприятиях! Не смей называть никчемные и жалкие протесты этих лентяев словом «стараться»! Тебе ясно?

– Да, мистер Стивенсон. Простите дурака, сэр.

– Включай автопилот и вводи местоположение завода. Все ровно из-за этой краски на стекле дороги не разобрать! И за что я тебя держу, Генри, если твою работу с легкостью делает искусственный интеллект, а?

– Потому что я жирный лентяй, обремененный большой семьей, и вы меня жалеете. Так вы обычно говорите, сэр.

Встрепенувшийся, словно после долгого сна, автомобиль сменил цвет фар с белых на красные и тихо задребезжал, сканируя окружение и глиняную дорогу под собой. Через секунду он сдал назад и, вращая рулем, развернулся в обратном направлении. Пока водитель сидел и понуро наблюдал, как автопилот выполняет его работу, мистер Стивенсон снова развернул свою газету и принялся над ней ворчать.

– Одни не хотят работать, а другие не умеют их ловить! За что мы платим жалованье полиции, если она не в состоянии пресекать даже самые мелкие инциденты в шахтерском городке? Это возмутительно! Вокруг одни лентяи!

– Успокойся, папа. Все это мелочи.

– Мелочи? Ха! Может для тебя это и мелочь, моя дорогая, но не для меня! Целое складывается из таких мелочей и от них зависит качество целого! Эти мелкие люди не умеют работать, не умеют ценить хорошее к ним отношение! Кто они такие и что видели, чтобы судить о жизни и справедливости? Я – третий сын из семьи простого пастора, начинал мелким офисным клерком, а к тридцати годам уже заработал свой первый миллион! И вот мне уже перевалило за столетие и я один из самых богатых и влиятельных бизнесменов в этом никчемном, загнивающем мире! А эти лодыри десятками лет вяло копаются на своих рабочих местах и только умеют, что жаловаться и протестовать! А мне некогда было жаловаться! Я ставил цели и добивался их! То-то же!

– Да, папа, ты молодец, – сказала девушка и вяло зевнула внутри своего скафандра. – Почему, когда мы возвращаемся на твою малую родину, тебя каждый раз пробирает на тираду? Это ностальгия или что?

– Они ненавидят нас, называют идолами и чудовищами, – отец ее будто не слышал. – А мы просто сильные. Мы многим жертвуем, чтобы жить долго и помогать им, руководить ими мудро с высоты своего опыта. Мы живем, изо всех сил улучшая этот мир, а они считают, что мы его убиваем. Да, за то время, что я живу, люди так и не научились быть благодарными.