Александр Зарубин - Культурные особенности. I. Отпуск на «Счастье»

Стандартная флотская куртка Эрвина сейчас кутала плечи Ирки… То есть Ирины Строговой, тоже волонтёра из Эрвинова десятка. Не к чему ей слышать эти матюги. Ещё возмутится, куртку назад отдаст да сдуру простудится. Вон сидит у огня – тут Эрвин украдкой обернулся, посмотрел назад, в полутьму. В дырявой бочке трепетал огонёк. Обильно политый бензином моток украденной проволоки чадил изоляцией, немилосердно плюясь дымом и рисуя копотью узоры на лицах матросов его отделения. Вот и Ирка – сидит, повернувшись спиной, прячет уши от холода. Ледяной ветер треплет капюшон, мотает и рвёт сбежавшие из под шапки чёрные пряди. И рука придерживающая воротник – уже белая вся. С моря – рокот моторов, шорох и плеск широкой волны – тупоносый, серый транспортный экраноплан, сложив крылья, упал на воду и замер, покачиваясь на волне у пирса. Люди развернулись к нему, загомонили – все вдруг и разом. Ирка вскочила на ноги, куртка сползла с плеча, с головы слетел капюшон – снежинки, играя, вспыхнули блёстками на ресницах, чёрной косе и короткой чёлке.

– Это за нами? – спросила она. Слова сорвались с губ и улетели – с паром дыхания. Чёрное небо раскололось надвое плазменным вихрем. Звезды померкли. Сразу и вдруг, спрятались от ревущей стихии. В уши ударил гул и рёв раздираемого воздуха. Короткокрылая хищная тень шла круто вниз, верхом на столбе дымного пламени.

– Еще нет, – рявкнул Эрвин. На поле садился корабельный челнок, – что за черт, мы же все уже выгрузили?

Когда их команда улетала – грузовые трюмы уже были пусты. Челнок замер, на мгновенье завис, качнув крыльями в воздухе и – в облаке пара – коснулся земли.

Огни прожекторов забегали по полю, засуетились, выстраивая коридор белого света к пирсу. Широкие решетчатые трубы поднялись, как грибы, развернули книзу лепестки воздуховодов. Поднялась метель, взметнул туманную пелену поток воздуха от тепловых пушек. Охрана космопорта – две линии в полном боевом, две стены гротескно – тяжёлых, чёрных фигур со стволами наизготовку. Полозья челнока ударились о бетон, рёв затих. С протяжным скрипом откинулись люки. Наружу вырвался красноватый, неровный свет и клубы пара. А потом крик. Протяжный, скребущий душу звук, сплетённый из гула сотни голосов, ругательств, окриков и стона. Взвыли тепловые пушки, гоня поток воздуха вниз, на бегущих людей. Неровной, раздёрганной толпой, ковыляющей, под ругань охраны, из люков челнока прочь – к морю, в трюмы экраноплана.

Эрвин только сейчас сообразил, что под разгрузку последней всегда стоит эммгрантская палуба.

– Опять каторжники, – кто-то громко выругался за спиной.

– Понаехали тут, – прохрипел голосом диспетчера включенный динамик. В лицо ударил поток тёплого воздуха – один из грибков – тепловых пушек заклинило на обороте, обдав людей Эрвина потоком затхлого, сырого тепла.

– Давно бы так, – просипел под ухом простуженный голос. Пабло ДаКоста, длинный, тощий матрос, тот самый, что ходил с Эрвином воровать табак с грузового трюма, – задолбали экономить.

– Перебъемся, – прошептал Эрвин в ответ. Осторожно, стараясь не лязгать зубами. Эмигрантской палубе стандартных курток не полагалось. Им вообще не полагалось ничего, кроме воздуха, жратвы и кубического метра пространства от щедрот корпорации – на троих.

– Бесплатный проезд, мать его в душу… – Эрвин договорить не успел. Цепочка стражи дрогнула впереди. Кто-то из встал слишком редко или поскользнулся на гладком снегу. Оглушённые перелётом, ослепшие люди попёрли напролом. В уши – рев сирен, свистки капралов и крик. Слитный, тоскливый стон раненного зверя. Эрвин сорвался на бег. Укорочённый флотский дробовик сам собой сорвался с плеча, удобно скользнул ребристой рукояткой в ладони.

– Черт, – прошептал он уже на бегу, – черт побери…

Толпа уже проломила цепь и рванулась – в мороз, ночь, никуда. Мутный, рычащий клубок – протянутые худые руки, всклокоченные головы, искажённые лица – мертвенно-бледные в свете прожекторов. Из глоток рвался пар, выходил, улетал в небеса с каждым криком. Звон в ушах – Эрвин на бегу тряхнул головой. Нет, это звенят о бетон каблуки самодельных ботинок. Пять шагов. Наперерез. Вытаращенные, горящие безумным огнём глаза. Измотанные, оглушённые свободой люди тупо не представляли, что делали.

– Они же помёрзнут насмерть

Предохранитель под пальцами – тугой и промёрзший стальной рычаг. Выстрел. Оглушительно-громкий, уши заложило на миг. Струя огня из ствола. Первый патрон, Картечь. Россыпь искр, снега и льда – в землю, людям под ноги, почти у носков сапог. Кто-то закричал. Огромный, бородатый мужик впереди замер, качнулся, машинально вытер кровь с лица и удивлённо посмотрел на руку – дробина прошла рикошетом, распоров щеку. Кто-то упал. Серая тень скользнула мимо Эрвина, в темноту за спиной.

– Назад, – заорал он. Щёлкнула скоба, досылая в патронник новый патрон. Второй – резиновая, останавливающая пуля. Вроде. Палец на миг застыл на крючке спуска.

– Надеюсь, я не ошибся при зарядке, – Эрвин поднял ствол и выстрелил ещё раз – в самого громкого. Прямо в заросшее, изломанное яростью лицо. Человек упал. Толпа качнулась. Щелчок скобы. Третий заряд – снег под ногами людей опять взорвался россыпью искр. Картечный залп. Шаг вперёд. Левая рука стиснула ложе ружья. Истово, до побелевших пальцев. Правая толкнула скобу вниз, до щелчка и вверх с точностью метронома. Заряд ушёл в ствол. Третий.

– Назад, – заорал Эрвин, шагнув прямо на толпу. Над головой – оглушительный треск и скрип ржавого железа. Тепловая пушка развернулась наконец. В лица людям ударил, закружил волосы холодный ветер. Толпа замерла. Попятилась. Запал пропал – Эрвин видел, как люди начали переглядываться недоуменно – на поле и друг на друга. Будто спрашивали – куда их вдруг занесло и что они сейчас только что натворили…

Завыла сирена. Из-за спины – лязг стали и тяжёлый топот шагов. Протяжный голос спросил:

– Эрвин, все ли в порядке? – голос, звенящий весенним ручьём. Стало даже теплее. Немного. Ирина Строгова. Эрвинов десяток подоспел. Парень тряхнул головой и вдруг понял, что схватка заняла секунд тридцать, от силы.

Толпа, глухо загудев, развернулась и побрела обратно – к берегу, к чёрной, блестящей в свете прожекторов воде, в трюмы экраноплана.

Человек, сбитый второй Эрвиновой пулей благополучно встал и побрёл, запинаясь, за прочими. «Слава богу» – выдохнул парень, до смешного обрадовавшись тому, что не ошибся накануне утром, забивая патроны в дробовик. Чётные – резиновая, нечётные – картечь, все по уставу. На сером бетоне осталась измятая чёрная тень. Лежала неподвижно, кулём, как мешок сброшенный пьяным грузчиком. Эрвин шагнул вперёд, осторожно наклонился. Девчонка, маленькая совсем. Смятые волосы – во все стороны, торчком. Ран не видно, должно быть просто затоптали. Присел, осторожно тронул за плечо – жива ли. Будто шокером коснулся – она дёрнулась, вскочила, будто ужаленная. Попыталась закричать. Ветер налетел, забил крик назад, обратно в бледные губы.