Фёдор Титарчук - Где-то в «Зазеркалье». Сборник фантастических историй

«Слепни» хоть и считались «детьми умерших звезд» как по структуре, так и по пути своего следования – прочь от эпицентра взрыва, но вели себя уж очень «осознанно» и последовательно, что позволяло некоторым исследователям подозревать у них разумное начало.

Но что бы там не предполагали яйцеголовые, задачи у Сема были совсем иные – полное уничтожение потенциальной опасности на подступах к обитаемой зоне. То есть здесь, на самой периферии галактики, где малейшая ошибка могла стоить не просто жизни, а, порой и чего-то намного худшего. Особенно если «слепни» подберутся к тебе на расстояние вытянутого щупальца своей светоножки. Сем лично видел нечто не то полуживое, не то мутировавшее в совсем иной вид, что когда-то было бойцом, но в каждом случае – с сознанием жертвы происходили пугающие и необратимые последствия, превращая того от буйного животного до неподвижного овоща. Все документировалось, докладывалось, проблема раздувалась и бюджет флота лишь рос да рос.

– Тебя там кто-то ждет? – продолжал Валериан, плавая где-то в черной пустоте в световых годах от Сема.

Сем промолчал. Ему, конечно, хотелось бы так считать. Но «режим молчания», подписанный им при поступлении на эту службу, исключал всякие контакты с «большим миром».

– Даже и не знаю… – вещал Валериан, его одноместная капсула бороздил просторы в поисках потенциальной опасности, так же как и тысячи аналогичных капсул, и общение с себе подобными в месяцах дрейфа было одним из доступных развлечений. – Захотел бы я вернуться назад?!

Сем хотел назад и не скрывал этого. Пятнадцать лет быть составной частью пускай и сложного, но все же механизма, быть интегрированным всеми своими нервными окончаниями в «железо» – это не для слабонервных. Говаривали, случались истории, когда психика того или иного оператора не выдерживала и он бросался прочь – кто за пределы освоенного пространства, а кто, напротив, вовнутрь. Сем ловил время от времени и себя на чем-то подобном, но интегрированные системы тут же стимулировали его нервную систему и он возвращался вновь в состояние «бодр и готов».

– Ты уже себе имплант, тело выбрал? – не унимался Валериан. – Я бы взял большого грузного медведеподобного мужика со среднерусской возвышенности. Вреде бы как сейчас это самый популярный имплант.

– Я хотел бы свой прежний облик, – ответил ему Сем, осматривая сенсорами капсулы пространство на световые недели вокруг. – Мне за пятнадцать лет вроде бы как положено…

Пятнадцать лет назад, когда программа только разворачивалось, согласиться на подобное могли разве что единицы. За последние лет десять явно что-то изменилось, и хлынувший поток бойцов явно тому был примером. Но тогда, это было разве что шагом отчаяния или безумия, чтобы позволить яйцеголовым отделить твою нервную систему от тела и впихнуть её в эту стальную скорлупу. Интегрировать, как они тогда изъяснялись. Поначалу было непривычно, но потом, когда Сем свыкся, капсула стала продолжением его не только нервной системы, но и натуры, позволяя управляться всем арсеналом средств так, как когда-то он управлял ногами, руками, мимикой лица, да и каждой отдельной мышцей своего тела.

– Новые пацаны говорят, что твоего мира, Сем, давно уже не существует.– отвечал Валериан. – Ну, не то, чтобы именно твоего, но так чтобы в своем теле, без каких-либо примочек – это давно архаика, отстой… Так что ты в своем классическом обличии, могу предположить, вызовешь там… Ну, что-то там вызовешь, это уж точно! Погоди, у меня атака… – вдруг сменился тембр голоса Валериана и тут же на какое-то время отключился.

– Сем, вот все ни как в голову не возьму, с какого перепугу ты вообще подался на эту периферию? – в который раз спрашивал удаленный Валериан, который и голосовых то связок не имел, как, в прочем и сам Сем. Задавал этот вопрос в который раз и, похоже, уже давно и не рассчитывал получить на него хоть какой-то ответ. – Я то, понятное дело, мне там статья светила. Глупость, конечно, но годков на десять меня в ад упекли бы. А тут такая возможность – альтернатива, так сказать, так что я как только услыхал, так сразу же на бегунки и сюда. А вот ты зачем?

«И правда, зачем?» – усмехнулся внутренне Сем и в очередной раз не ответил. А что он, собственно мог сказать? Что то был момент слабости?!

***

Выпускной ещё гремел своей акустикой в залитой токсичным светом черноте высшей школы, превратившейся на эту ночь её не то в ночной клуб, не то и вовсе в бордель. Словом, в совсем не то, чем она была для них всех последние несколько лет – средоточием вольности помноженной на строгость и даже на детскость правил, мерилом постоянно меняющейся истины, куда-то спешащей в своем ускоряющемся беге, быстрее неторопливой речи преподавателя. Всё им сказанное устаревало уже к концу самой фразы… и, естественно, мерилом и средоточием того, без чего невозможно половое формирование и телесное взросление.

Где то сзади шумела музыка, взрывался свет, и миг единения был вершиной всего, к чему он стремился и чего достиг. Впереди были новые вершины и новые свершения, и их он желал вместе с той, что сейчас разделяла его общество, спокойно взирая на череду едва пробивавшихся звезд, гасимых сиянием перенаселенной Земли. Жизнь только начиналась и как то порой бывает, достаточно всего одного небольшого толчка, одного неверного движения того, кто рядом с тобой, чтобы равновесие было нарушено, и с таким трудом покоренная вершина вдруг не оказалась пиком, верхом всего, чего ты уже достиг, а впереди тебя ждало ни что иное, как мучительное затяжное падение, навсегда похоронившее былые мечты, стремления и возможности.

Их мечты и устремления давно были сплетены воедино, еще с самого окончания начального обучения, когда они оба поклялись в вечной любви, верности и совместном пути по колдобинам жизни – тогда это казалось более чем серьезно, и уж точно до последнего издыхания каждого – их пути более не расходились. Они любили мечтать, сидя до позднего вечера, мечтать о будущем, как романтики прошлого, устремленные прочь от суеты и рутины этого мира. Порой обсуждая прелести и тяготы переселения на один из спутников или колоний, работу по контракту с одной из громадных транснациональных компаний, или просто жизнь одиноких челноков, бороздящих просторы космоса и перебивающихся отдельными заработками.

Генератором идей все больше был он. Она же лишь примеряла одежды, «пошитые им» в эти моменты одухотворения и сладостных мечтаний.

Он для себя давно уже все решил – мир перенаселенной и вечно изменчивой, а потому неустойчивой и непредсказуемой метрополии, в которую превратилась Земля, его тяготил. Он мечтал о свободе, грезил романтикой и был устремлен прочь, в черноту пространства, к необжитым кускам камня и льда, к газовым скоплениям и громадным космическим гигантам. И она, естественно, всякий раз была рядом, как физически, так и в мечтах. И она, был он уверен, не менее его разделяла эти мечты и стремления. Потому…