Умут Кемельбекова - Встреча (сборник)

© Кемельбекова У.Б., текст, фото, 2017

© Русская школа, 2017

Молодой барин Прохор Герасимович сидел в гостиной в ожидании вестей из столицы. Матушка императрица Елизавета Петровна была совсем плоха. За всю зиму она только один раз была на празднике в честь Св. Андрея Первозванного. «Как она укрепила наше дворянское сословие! А что дальше-то будет?» – беспокоился Прохор Герасимович, и не он один. Все помещики в округе с тревогой ждали перемен. Что думает об этом сосед его Михайло Романович? У его супруги именины завтра. Что бы ей за подарок приготовить? Были бы именины у самого Михайла Романовича, – тут бы он не сомневался, – подарил бы борзую. Михайло Романович оценил бы. А что подарить супруге его?

От размышлений его отвлек староста, вошедший в гостиную и остановившийся на пороге.

– Чего тебе?

– Фекла, жена Поликарпа, родила четвертого сына.

– И каков он?

– Да такой же крепкий, как и его братья. Не болели ни разу. Хорошие мужики вырастут. Работники будут отличные. Как назвать младенца?

– Назови Прохором и отошли его в подарок супруге Михайло Романовича, у нее именины завтра. Ступай.

Старая барыня сидела, разбирая бумаги в кабинете мужа. Прошло уж сорок дней с его кончины. Детей у них не было. Завещание он не оставил. Всеми делами теперь должна была заниматься сама. В сундучке с надписью «Не продавать» она нашла бумаги. Это была купчая на Прохоровку: маленькую деревню с десяток крестьянских дворов. «Почему ее не продавать?»

Барыня позвонила в колокольчик, и вскоре в дверях появился приказчик Елисей Филиппович.

– Скажи-ка, Елисей Филиппович, почему Прохоровку не велено продавать? Продать бы всех крестьян, пока свободу им не дали. Да кто ж теперь купит! Так, почему муж не велел продавать?

– Так там же Прохор живет, – ответил приказчик.

– Что за Прохор?

– Вечный Прохор. Из-за него барин и купил эту деревню. Вся округа ходит на него смотреть.

– А что в нем такого, чтобы на него смотреть? – удивилась барыня.

– Он же родился в год смерти императрицы Елизаветы Петровны.

– В год смерти Елизаветы Петровны? Что же, ему сто лет, что ли?

– Сто лет, матушка, – ответил приказчик. – Вот к нему народ и ходит, чтобы посмотреть и послушать. Помнит он все хорошо. Все, что было с ним и в округе. Его и дарили, и продавали несколько раз, и на войне он был, а все живет. Вся деревня из его детей, внуков и правнуков состоит. Работящие все и крепкие как на подбор. И хворь их не берет. Вот барин и не продавал деревню, сколько его ни просили.

– Они, наверно, могут и надел с усадьбой выкупить и получить полную самостоятельность и свободу?

– Могут, скорей всего.

– И деньги немалые?

– Выкуп составляет годовую сумму оброка, умноженную на 17.

– Поеду я посмотрю эту Прохоровку, – решила барыня. – Вели закладывать лошадей.

Уже вечерело, когда они подъехали к деревне. Карета остановилась возле усадьбы в центре деревни. Выбежали мужики и бабы. Детишки собрались вокруг и смотрели с любопытством на барыню и приказчика, вышедших из кареты и поднявшихся на крыльцо.

В просторной комнате на лавках сидели мужики. Они встали и поклонились в пояс и остались стоять, пока барыня не дала знак садиться. У стола в центре на широкой лавке лежал старик.

– Ты Прохор? – спросила барыня, подходя и садясь напротив.

– Я, – хрипло ответил старик.

– Сто лет тебе?

– Нет еще. Я родился, когда матушка императрица Елизавета Петровна жива была. А она в декабре умерла, а сейчас февраль только. Но я доживу до ста лет, – неожиданно страстно проговорил он. – И своего первого прапраправнука увижу. Маруська вон на сносях.

Прохор замолчал, закрыв глаза, набираясь сил.

Барыня молча смотрела на старика. Наконец, старик открыл глаза и произнес:

– Правду ли говорят, что царь-батюшка дает вольную? Свободу дает.

– Правда, но ее выкупить надо, и деньги немалые, – ответила барыня.

– Свобода любых денег стоит.

– А не боишься свободы? – спросила барыня, и мужики одобрительно зашептали.

– Я не боюсь, – ответил Прохор, – а они вон боятся, – кивнул он на свою родню.

– Не бойтесь, – сказал он, обращаясь к мужикам.

– Меня, как только я родился, подарили вместо борзой супруге Михайло Романыча на именины. А Михайло Романыч обиделся, что меня вместо борзой принесли. А сколько раз меня продавали! С семьей разлучали, – Прохор отвернулся.

Успокоившись, он продолжил, уже обращаясь к барыне:

– Я не умру, пока царь-батюшка не подпишет манифест. Я хочу умереть свободным, и мой прапраправнук родится свободным. А выкуп мы заплатим. Свободный человек такие чудеса может совершить! Русскому мужику если свободу дать, – он на секунду задумался, – может, через сто лет у каждого мужика своя корова будет и своя лошадь!

19 февраля 1861 года Александр II подписал Манифест «О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей» и «Положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости». В соответствии с общими положениями реформы крестьянину предоставлялась бесплатно личная свобода.

В марте Маруська родила сына. Его назвали Егором.

– Живи до ста лет! – поцеловал его вечный Прохор.

Старик Егор умер 12 апреля 1961 года.

10 марта японцы заняли Мукден. Генерал Деникин записал: «Одни части пробивались с боем, сохраняя порядок, другие, расстроенные, дезориентированные, – сновали по полю взад и вперед, натыкаясь на огонь японцев. Отдельные люди, то собираясь в группы, то вновь разбегаясь, беспомощно искали выхода из мертвой петли. Наши разъезды служили для многих маяком… А все поле, насколько видно было глазу, усеяно было мчавшимися в разных направлениях повозками обоза, лазаретными фургонами, лошадьми без всадников, брошенными ящиками и грудами развороченного валявшегося багажа, даже из обоза главнокомандующего… Первый раз за время войны я видел панику».

Мусалям лежал в лощине на склоне холма в ожидании ночи. Их было около десятка солдат, отбившихся от своего полка. Им повезло – среди них был русский солдат. Он вел их уверенно через поле. Другие были татарами. Мусалям немного знал русский язык и переводил приказы русского солдата. Солдата звали Петр.

– Ты скажи, что лежать будем до темноты. А если японцы на нас выйдут, то надо будет отстреливаться, но последнюю пулю оставить себе.

– Почему, Петр? Лучше еще одного врага убить. Они нас все равно расстреляют.

– Не будут они расстреливать, – ответил Петр, – а будут пытать. Нет ничего страшнее японских пыток. Так и объясни своим. Молитесь Аллаху, чтобы дал смерть в бою, и оставьте последнюю пулю себе. А я буду молиться Богу.