Ольга Флинт - Опасное любопытство. Часть 1

– Да, – ответил я и постарался придать своему лицу выражение обиженной важности. Блондин не обратил на это никакого внимания, а просто протянул мне руку.

– Меня зовут Андрей Симбол, профессор.

– Очень приятно, – пробубнил я, и мы обменялись рукопожатием.

– Пожалуйста, входите. Я провожу вас к терминалу, – Андрей весьма галантно сделал приглашающий жест.

– Терминалу?

– Меня попросили вас доставить, но у меня сейчас совершенно нет на это времени, – сказал Андрей, не отвечая на мой вопрос. – Видите ли, профессор, все, о чем мы мечтаем, все наши нужды и желания, все это может оказаться за углом. Как вы считаете, профессор? – он мне подмигнул.

– Я даже не знаю. Возможно. О каком именно угле вы ведете речь?

– А вот об этом. Вот об этом самом, – он указал на серую стену впереди. – Идите туда и заверните за угол. Она вас там встретит.

Я посмотрел на стену.

– А кто она и как?..

Я обернулся, но его уже не было. Мне стало непонятно, как он мог так быстро исчезнуть из моего поля зрения, прямо как овца. Я надеялся, что Андрей не был видением. Его удаляющиеся шаги говорили мне, что он, скорее всего, был настоящим. Но какие странности происходят со мной сегодня. Когда я перестал слышать шаги Андрея, мне стало не по себе в этом пустом, плохо освещенном холле. Необычно было видеть научный центр без нервных студентов, несущихся по коридорам сломя голову, без научных сотрудников с большими чашками кофе, громко обсуждающих недавно опубликованные статьи, без профессоров, жмущихся к стенам, чтобы их никто не заметил. Я снова был совершенно один. Да, я был внутри, но положение дел не изменилось.

Я еще раз посмотрел на стену. В этот раз я заметил большую доску с надписью:

«Две искорки столкнулись невзначай, и в тот же час

Без бога этот мир построил нас».

Очень интересное заявление.

Я подумал и решил, что выбор у меня был следующий: либо бродить по пустому серому холлу в одиночестве, разглядывая всякие не совсем понятные цитаты на досках (благо такая доска была только одна), либо завернуть за ранее упомянутый угол, что я немедленно и сделал.

Я оказался в похожем плохо освещенном холле, переходящем в длинный коридор, в котором через несколько секунд погас свет. Стены начали перемещаться в правую сторону, и я начал чувствовать себя так, как будто я сидел в идущем на посадку самолете. Мой желудок уперся мне в горло, что вызвало невыносимую изжогу. Воздух стал густым, и мне стало трудно дышать. Пространство вокруг меня съежилось. Я слышал звук капающей воды и видел мигающие лампочки. Откуда-то прорезался ужасно резкий звук лязгающего и скрежещущего металла и ударил мне по ушам. Потом низкий, тяжелый бас произнес:

– Пассажир прибывает. Шаттл номер один.

Тут же все как-то быстро перевернулось, и я сильно ослаб. Колени мои подогнулись, и я оперся на ржавую металлическую стену. У меня закружилась голова. Я не мог понять, где я и что происходит. Через несколько минут мое болезненное ощущение развеялось, и я увидел, что стены бункера, в котором я находился, поворачиваются. Они со скрипом остановились, и все сооружение, казалось, рухнуло наземь, отчего меня слегка подбросило. Невероятно противный высокий голосок произнес.

– Живой организм прибыл. Пожалуйста, заберите. Шаттл номер один, карман номер один, текучая платформа номер десять.

Включился свет. Я увидел, что стою все в том же холле и упираюсь в стену. В ушах у меня звенело, и в голове раздавался этот мерзкий голосок: «Пожалуйста, заберите. Шаттл номер один, карман номер один, текучая платформа номер десять». С меня было довольно. Я направился к выходу с твердым решением убраться отсюда как можно быстрее и спокойно завершить этот день в моей лаборатории. Я открыл дверь, вышел на улицу и замер.

Передо мной стоял Бидл Центр. Я находился со стороны, выходившей на парк Траго. Солнце палило нещадно, и я прикрыл глаза ладонью. За большими, во всю стену, окнами я увидел множество снующих туда-сюда людей. Мир снова ожил.

Я направился к зданию Бидла, беспокойно озираясь и пытаясь понять, происходит ли все это на самом деле или нет. Около входа я увидел двух курящих женщин, одетых в белые лабораторные халаты. Они энергично беседовали, пили кофе из бумажных стаканчиков и нервно курили. Одна из них меня заметила и, попрощавшись с другой, сказав «договорим позже», пошла по направлению ко мне.

– Профессор Лепски?

– Да, кхе, да, – мой голос прозвучал тихо, так как я все еще не оправился от путешествия в бункере.

– Ну наконец-то. Что вас так задержало, мой уважаемый? – ее восточноевропейский акцент прорезал воздух, как звук выстрела.

У меня не было сил объяснять мои утренние приключения, и я просто ничего не ответил, а поинтересовался.

– Простите, а с кем я имею честь разговаривать?

Она подняла рыжие брови и ухмыльнулась, выражая свое изумление.

– Профессор Мечник, естественно. Руслана Владимировна Мечник.

– Теодор. Теодор Лепски.

Мы пожали друг другу руки.

– Профессор Мечник.

– Ах, боже мой, Теодор, Руслана, просто Руслана.

– Хорошо. Тогда зовите меня Тед, если вас не затруднит. Профессор, простите, Руслана, что все это значит? Бидл? Здесь? Я не понимаю.

– Не волнуйтесь, Тед. Вы просто в шоке. Мы находимся внутри искусственного кармана пространства, который стоит на жидкой платформе постоянного движения. Это дает нам возможность противостоять течению пространства и оставаться на месте. Иначе мы не могли бы принимать гостей снаружи.

– Настоящий шаттл пространства? – воскликнул я.

– Да. А что вы думаете, раз в Небраске, значит, все уже второй сорт? Мы здесь работаем, а не кукурузу жуем!

– Я ничего такого не имел в виду.

– Ах, боже мой, да я знаю. Просто шучу. Пойдемте. А согласитесь, Тед, ведь это же превосходнейшее место для того, чтобы лечь на дно, а?

– Абсолютно.

Сейчас, смотря на Руслану, я понял, почему Шерон и многие другие недолюбливали эту женщину. Ее наружность была, скорее, отпугивающей, нежели притягательной. Огромная копна похожих на паклю, окрашенных в рыжий цвет волос, кое-где перемежающихся с прогалинами седых корней, обрамляла ее узкое холодное лицо. Стеклянные холодные зеленые глаза, длинный, тонкий, острый нос и тонкие, плотно сомкнутые губы, плохо подобранная косметика – все это имело совершенно неприглядный вид. Худощавая, еще весьма атлетическая фигура, облаченная в грязный лабораторный халат, пожелтевшие зубы – все было дополнено жестким, лающим восточноевропейским акцентом. Естественно, что такая внешность могла выбить из колеи нашу факультетскую секретаршу и многих других, но не меня. Я и не такое видел на факультете абстрактной физики, работая над моей кандидатской в Йельском университете.