Андрей Валентинов - Аргентина. Локи

– Гефрайтер, вы что, заснули?

Он наконец-то очнулся. Ясный день, сквозь тучи пробивается неяркое осеннее солнце, у складских ворот разгружают грузовик, незнакомый фельдфебель распекает попавшегося под руку сапера. Жизнь, как она есть.

Вот и герр обер-лейтенант. Один – когда остальные успели уйти, Лонжа даже не заметил.

– Слишком много суетились, Рихтер. Но для начала сойдет. В следующий раз позвать – или предпочтете поработать на кухне?

Лонжа заставил себя усмехнуться.

– Зовите!

…Перед отбоем соседи по казарме, о чем-то посовещавшись, приказали ему надеть форму цвета «старая соль».

Локи проснулся от боли, застонал и не без труда разодрал веки. В глаза ударил непривычно яркий свет. От удивления он даже привстал, и только тогда понял. Солнце! Пусть и невелико в камере окно, пусть и решетками забрано, а все равно светит.

Значит, жив!

Сполз с нар, не без труда добрел до «параши» по пути пытаясь понять, что ему на этот раз отбили. Ныло все, от макушки до пяток, но кости вроде бы целы и мысли, пусть и без всякой охоты, шевелятся под черепной крышкой.

Вернулся, сел на серое тюремное одеяло и вновь огляделся, на этот раз основательно. Камера та же, но что-то в ней не так. Стены на месте, и потолок, и обитая железом дверь с «глазком». А что неправильно? Неправильно – солнце. Если встало, если не поленилось в окно заглянуть, значит на дворе белый день. Спать в тюрьме полагается только ночью, утром же – побудка, проверка, завтрак, в конце концов.

К нему даже не зашли. Хорошо это или плохо?

Подумал еще, поскреб затылок (между затылком и шейным позвонком – бр-р-р!) и решил: хорошо! Если дали отлежаться, значит, не только жив, но и живым требуется. Надолго ли, иной вопрос.

И еще одно «не так». Камера маленькая, на четверых, нары в два этажа, а он – единственный квартирант. Воздуха больше, но и опаски тоже. А еще…

Встал, сделал шаг вперед, наклонился. А это чье добро? На соседних нарах – книжки, одна толстая, вторая же наоборот, не книга даже – брошюра. На толстой переплет кожаный и название тиснением золотым: «Юридические основы власти монарха».

Ага! Все-таки он им нужен!..

На малый миг Локи закрыл глаза и вновь увидел замковую стену, острый силуэт молнии, черный плащ на плечах того, кто улыбался буйству стихии.

«Вот вам, господа, и король!»

Книжки оказались совсем разными и не только по размеру. Первая еще в прошлом веке вышла, причем в Берлине. И автор указан – Рудольф Иеринг, профессор и доктор юриспруденции. Вторая же, тонкая, без автора и места издания, лишь год обозначен – 1937-й. На обложке герб с двумя львами и незнакомый флаг в два цвета, белый и голубой.

«Бавария и Европа».

Локи помотал головой, подгоняя ленивые мысли. Ерунда! Никакой Баварии сейчас нет, Арман-дурачина, все подробно растолковал. Поделили ее на области и конституцию отменили. Сам фюрер распорядился! А она, Бавария, выходит, есть?

Перелистал, дошел до предпоследней страницы и только тогда сообразил. Вот о ком книжка-то!

«Август, Первый сего имени, Король Баварский, Герцог Франконский и Швабский, Пфальцграф Рейнский, а также иных земель владетель и оберегатель…»

…Цирк любит, слушает джаз да ко всему еще и король!

Увлекся, принялся читать с первой страницы да так до последней и дошел, благо страниц всего два десятка. Как раз вовремя – железная дверь со скрипом отворилась.

– Локенштейн? На выход!..

Он почему-то совсем не испугался. Хотели бы убить – не стали бы книжки про королей подбрасывать.

* * *

– А на что вы рассчитывали, Локенштейн? Полиция за вами следила, вас бы и так арестовали…

Допросчика он узнал сразу, хоть тот теперь был без монокля. В штатском, очень серьезный, годами за пятьдесят, и благородство на лице готическими литерами прописано. Такому только при королевском дворе службу нести.

– …Взяли бы с поличным, прямо в номере. А дальше что?

На подобный вопрос у вора ответ один: «А не ваша это, господин хороший, забота!» Но тут случай особый, и Локи ответил честно:

– Ни на что не рассчитывал. Знал, что возьмут рано или поздно, судьба у меня такая. И не беда. В тюрьме ума бы набрался, знакомства нужные свел, может, и на дело бы новое вышел, чтобы настоящее было, серьезное!..

Даже улыбнулся, хоть и болели разбитые в кровь губы. Тюрьмой его не напугать, тюрьма для вора – дом родной.

Допросчик выслушал до конца, но тоже с улыбкой, очень даже ехидной.

– Серьезное? – дернул тонкими бровями. – Это на какую, извините, сумму? Миллион? Десять миллионов?

Локи задумался, не зная как ответить. Огрызнуться? Но этот ехидный его, считай, от верной пули спас – той, что между затылком и шейным позвонком.

– Миллион мне не осилить, но тысяч пятьдесят взял бы, если по-умному подойти. На пару лет бы хватило, а там и новое дельце бы подвернулось… И, простите, как мне к вам обращаться?

Тот, кто сидел за столом, словно не услышал. Задумался о чем-то о своем, даже голову в сторону отвернул. Подождал пару минут и только затем встрепенулся.

– Что? Как обращаться? Ну, скажем, «господин комиссар»…

Хорст не поверил. На полицейского комиссара этот человек ничем не походил. А какие еще бывают комиссары? Которые в России?

– …А по поводу вами сказанного, могу предложить вот что.

На стол легла чековая книжка. «Комиссар» достал ручку, снял колпачок.

– Давайте подсчитаем, Локенштейн. На суде вы получили бы никак не меньше трех лет и только потом смогли провернуть свое дело. Сейчас я выпишу чек на… Не будем мелочиться, на семьдесят тысяч марок…

Локи громко сглотнул.

– Это за четыре года вашей жизни.

Пальцы сами собой принялись загибаться. 1937, 1938…

– До конца 1941-го, – «Комиссар» еле заметно улыбнулся. – Но, может, и на бóльший срок. В общем, до самого конца войны.

Пальцы сковало льдом.

– А разве мы… Разве мы воюем?

Улыбка исчезла – словно тряпкой стерли. «Комиссар» наклонился вперед.

– Будем воевать, Локенштейн! Непременно будем! И это еще один аргумент. От мобилизации вы не укроетесь, брать станут всех, невзирая на справки, хуже, чем в 1918-м. Или окопы – или лагерь. А так вы будете на службе, неплохой и очень денежной.

Про будущую войну Локи и сам догадывался. Иначе, зачем столько оружия клепать? В селах, поговаривают, уже карточки на продовольствие вводят, скоро и в городах начнут. Если и в самом деле грянет, можно и в Вермахте устроиться, к кухне и складу поближе. Но это уж как повезет, а его везение, считай, кончилось.

Семьдесят тысяч? Да он и на половину согласен.

Ой!..

Проклятая спица вновь вонзилась в живот. Зачем половина? Эти штукари его бесплатно закопают – под ближайшим заборчиком. Так «быки» стукачей вербуют: сперва лупят смертным боем, потом денежкой перед носом трясут. А чем кончается? Хорошо, если просто на нож сядешь, без мучений.