Гарри Гаррисон - Стальная крыса идет в армию

– Отныне каждый из вас будет носить военное имя, прежнее можете забыть навсегда. Военное имя состоит из прежнего с добавлением первых четырех цифр личного номера. Я читаю имя, названный проходит в казарму, садится на указанную койку и ждет дальнейших распоряжений. Гордо 7590 – койка номер один…

Я ждал, разглядывая унылую стену казармы, пока не услышал:

– Жак 5138.

Едва переставляя ноги, я прошел в дверь, над которой красовался лозунг: «ЧЕРЕЗ ЭТИ ДВЕРИ ПРОХОДЯТ ЛУЧШИЕ СОЛДАТЫ В МИРЕ» . Пол в казарме был каменный, его совсем недавно мыли. Стены – бетонные, чистые, тоже мокрые. Я поднял глаза к потолку – с него капало. Мне стало страшно – не иначе, кто-то из начальства помешан на влажной уборке помещений.

Койки в казарме были трехъярусные, и моя, разумеется, оказалась на самом верху. На ней лежал скатанный матрас.

– Добро пожаловать в новый дом, – с искренним радушием в голосе произнес сержант, когда мы все с неискренним вниманием обернулись к нему. – Запомните хорошенько, как лежат скатанные матрасы, потому что они должны так лежать постоянно, за исключением времени, отведенного на сон. А у нас не разоспитесь, не надейтесь. Свое личное имущество будете хранить в нишах под полом, они открываются и закрываются все одновременно вот этой кнопкой. – Он коснулся кнопки на поясе. Послышался скрежет, и в полу образовалось множество прямоугольных отверстий. Один неудачно стоявший рекрут с воплем рухнул в нишу.

– Свет погаснет через пятнадцать минут. Нижайше прошу расстелить койки, но не укладываться раньше времени. Перед сном вы увидите учебный фильм и узнаете, что ждет вас завтра. Просмотрев кино, вы помолитесь богу или богам, кому как нравится, и ляжете баиньки. Спокойной ночи. – Он вышел.

Некоторое время в казарме стоял шелест – мы стелили койки, состоящие из худосочного матраса и тонюсенького одеяла. Надувная подушка, на которую ушли мои последние силы, наверняка вскоре окажется спущенной. Пока мы стелились, в проходах между койками бесшумно опустились телевизоры. Грянула бравурная музыка, на экране передо мной появился офицер, страдающий несколькими дефектами речи, и стал читать совершенно непонятные наставления, которые мы, разумеется, пропустили мимо ушей. Я высыпал из нагрудного кармана в свою нишу вещи и, как был в одежде, вскарабкался на койку. Вскоре под занудное бормотание офицера у меня сомкнулись веки, и я почти заснул, как вдруг полыхнула ослепительная вспышка и грянул гром. На экране возникла фигура в черной форме.

– Внимание, – зловеще произнес человек в черном. – Мы прерываем все запланированные передачи, чтобы сообщить вам следующее известие. – Сделав жуткую гримасу, он встряхнул листок бумаги, который держал в руке. – На территорию нашей страны проник опасный шпион. Установлено, что вчера утром он прибыл в бухту Мархавено на борту брастирского корабля. Вчерашние поиски в бухте не дали результата. В ходе сегодняшних поисков установлено, что шпион проник на прогулочный катер и украл несколько предметов одежды.

У меня стянуло кожу на затылке.

– В песке на пляже обнаружены вещи, как установлено, принадлежавшие шпиону. В настоящее время район поисков оцеплен, там объявлен комендантский час, тщательно обыскивается каждое здание. Возможно, преступник до сих пор носит украденную одежду. Тому, кто видел на ком-нибудь этот костюм, следует немедленно поставить в известность полицию или силы безопасности.

На экране появилось довольно точное компьютерное изображение вещей, которые я позаимствовал на катере. Некоторое время они медленно крутились в пространстве, потом появилась человеческая фигура. Вместо лица было пятно, но я не сомневался, что рано или поздно оно примет мои черты. Какой срок понадобится полиции, чтобы узнать мои приметы, проследить мой путь и выяснить, что я в армии?

Дверь казармы с грохотом захлопнулась, лампы погасли. Я лежал неподвижно глядя в темноту; в груди гулко стучало сердце.

Нелегко заснуть, узнав о том, что тебя разыскивают по всей стране. Для этого нужны железные нервы и сверхчеловеческий самоконтроль. Сказав, что обладаю и тем, и другим, я бы покривил душой. Я уснул, потому что вымотался до предела и наконец-то оказался в горизонтальном положении, тепле и покое…

Я спал крепко и сладко, пока не услышал не то шорох прибоя, не то шелест опадающей листвы. Но более всего этот звук напоминал шуршание старой грампластинки или магнитофонной ленты.

Последнее предположение не замедлило подтвердиться. Под сводом казармы раскатилось искаженное записью пение трубы, и вспыхнули лампы.

С грохотом распахнулась дверь, и вбежавший сержант истошно завопил:

– Подъем! Хватит отлеживать задницы! Скатать койки! Вынуть из ящиков бритвенные принадлежности! По двое – в уборную! Ну, шевелись, ленивые свиньи! Живей, живей, живей!

Я успел проскочить в уборную, прежде чем в дверях возникла пробка. В тот же миг с лязгом встали на место крышки ниш, а сержант выскочил из казармы и запер дверь. Затем со всех сторон ударили струи холодной воды. Замешкавшиеся рекруты, наконец, протиснулись к нам. Они дрожали и плакали; разовая форма от воды лезла по швам, и сквозь прорехи виднелась посиневшая кожа.

Умывальников было очень мало, но мне удалось протолкаться к одному из них. Взглянув в кривое зеркало на измученную, бледную, с запавшими глазами физиономию, я едва узнал себя. Я подумал, что с нами, наверное, сознательно обращаются по-скотски – хотят запугать, вывести из равновесия, сбить с толку, иными словами, подготовить для промывания мозгов, для полного разрушения личности.

Ну уж нет! Мозги и личность Джима ди Гриза вам не по зубам! Придет время, и я выберусь из этой дыры, оставив вас в дураках. А пока у меня одна задача – выжить!

Сверхзвуковое лезвие противно заверещало, сбривая щетину. Сунув в рот автоматическую зубную щетку, я умылся и вышел из уборной.

В дверях казармы снова показался сержант Клутц.

– Выходи строиться на поверку! – заорал он, и тут же в страхе отпрянул: я ринулся на него как бык. Сбежав с крыльца, я встал под фонарем по стойке «смирно».

Сержант повернулся и подошел ко мне.

– Шутить вздумал? – процедил он сквозь зубы, брызжа слюной мне в лицо.

– Никак нет, сэр! – я выпятил грудь и ел начальство глазами. – Выполняю приказ, сэр! Мои старики, отец и дед, были солдатами, они говорили: нет лучшей доли, чем солдатская, и нет в армии чина выше, чем сержант. – Я перестал орать и прошептал: – Сэр, скажу вам честно – я не мобилизованный. Я – доброволец. Пожалуйста, не говорите об этом ребятам, не то меня засмеют.

Он промолчал. В уголках глаз блеснули капельки влаги. Или мне показалось? Как бы там ни было, он не отвесил мне оплеуху, а повернулся и прошел в казарму – пинками выгонять остальных рекрутов.