Рудольф Зейферт - Всего лишь одна история

Сезам встал с кресла и шагнул в сторону фонаря, но дорогу ему перегородил Мистер Марсель – усы его топорщились от гнева, жилистые руки тряслись. Он был полон решимости защищать маяк. Сезам вздохнул – ну, почему он должен делать всю грязную работу? Ну, что это такое. Он же старший. У него же даже подчиненные есть.

Одной рукой Сезам поднял Марселя за шиворот, второй достал из кармана

обрубок сигареты и сунул его в рот.

– Послушай меня, парень, – процедил Сезам сквозь зубы. – Я вообще добрый. И ничего не имею против рабочего народа. Но мне нужен этот кристалл, а ты мешаешь мне пройти и не даешь достать спички, а я очень хочу курить.

– Не позволю забрать кристалл. Маяк… должен светить. Хотя бы один маяк на планете должен гореть.

– Ладно, как скажешь, Мистер Марсель. Я совершенно не злюсь. И ты не злись.

Сказал Сезам и с силой ударил Марселя об стену. Тот, хоть и не ожидал подобного выпада, благоразумно потерял сознание.

Решив, что смотритель больше не представляет никакой угрозы, Сезам подошел к фонарю, без особых усилий открутил гигантское стекло и, осторожно накрыв кристалл цилиндром, вытащил его наружу. Цилиндр Сезам укутал в плотный мешок, но даже через него казалось, что внутри лежит украденная с неба звезда. Вот и все, и никаких проблем. Живой фонарь он нашел, видите ли. И чего только не привидится от постоянного запаха рыбы. Да, старик?

Мистер Марсель не ответил.

Часы на башне пробили три часа и тридцать минут.

Когда они отстучали пять раз, Миссис Марсель подняла тревогу.

Смотрителя обнаружили почти сразу – с глубокой ссадиной на лбу, без любимого цилиндра на голове, но живого. На все расспросы о том, что случилось, он тихо смотрел в сторону моря, вздыхал, тер шею и молча заваривал чай.

"Окунь, пойманный мисс из Гошена,

Не имел чешуи совершенно.

«Ах ты мой дурачок!» –

Извлекая крючок,

Промурлыкала мисс из Гошена".

Бакалейная Лавка Рыжего Ника выделялась среди прочих огромной вывеской, гордо гласящей: «БАКАЛЕЙНАЯ ЛАВКА РЫЖЕГО НИКА ЕДИНСТВЕННАЯ ЛАВКА

ГДЕ НЕ ВОНЯЕТ У РЫЖЕГО НИКА ЗАХОДИ ТУТ».

Но, несмотря на ее наличие, Рыжий Ник не чувствовал себя счастливым.

Ведь даже такая вывеска не помогла ему привлечь внимание Той Самой, Единственной и Несравненной.

Избранницу звали Острогоная Калли и она была акробаткой в местном шапито.

Большеглазая, грациозная, изящная, похожая на фарфоровую статуэтку, с черными как смоль волосами, Калли – любимица публики. После каждого выступления она получает десятки букетов от поклонников, сотни признаний в любви, и какое ей может быть дело до скромного продавца? Даже если он упрямо оставляет у ее дверей лучшие товары из своей лавки – то корзинку солью засыпет, то самые крепкие спички, привезенные из самого Ренима, достанет, то мешок крупы с запиской подарит. Мечта, а не молодой человек.

Но сердце Калли оставалось холодным. Ей, почему-то, больше нравились лилии и розы, чем действительно полезные в хозяйстве вещи.

Однажды, после очередного оглушенного аплодисментами вечера, Остроногая, надев свои любимые каблучки, выскочила из гримерки еще до того, как к ней выстроилась очередь, и быстро застучала в сторону черного хода. Именно в этот момент Рыжий Ник, набравшись храбрости в семьдесят градусов, вышел с другой стороны коридора: он хотел признаться гимнастке в любви и предложить ей руку, сердце и половину своей лавки. Он даже письмо написал, чтобы в самый ответственный момент не запутаться в словах. Что-то вроде:

«Дорогая Калли! Ты самая красивая женщина из всех женщин. Ты напоминаешь мне спичку – а я люблю спички. Мне очень нравится, как ты шагаешь по канату и сгибаешься не в ту сторону, хоть это и выглядит странно. Я не пропустил ни одного твоего выступления, поэтому точно знаю, что ты выдерживаешь большие нагрузки. А раз так, значит, из тебя выйдет прекрасная владелица бакалейной лавки! Я мечтаю увидеть, как ты будешь перебирать гречку своими нежными пальцами, ведь они очень красивые, как и вся ты.

Ты самая непорочная, чистая и добрая девушка во всех семи государствах!

Я люблю тебя, Остроногая Калли.

Твой Рыжий Ник».

Ник несколько раз перечитал свое послание и остался доволен. Нужно только доставить его адресату, но адресат почему-то очень быстро бежал в сторону запасного выхода. Нику стало любопытно, да и уверенность у него в крови так и бурлила, так что, после недолгих раздумий, он отправился вслед за Калли.

Каблучки ритмично отсчитывали шаги по асфальту. Ник с трудом за ними успевал, иногда неловко прячась, пригибаясь, если Калли сворачивала в очередной переулок.

Погода портилась – для Экиа-Нова это новостью не было, но от проблем этот факт не избавлял. Может, именно поэтому Остроногая так торопится – не хочет потеряться в тумане или попасть под дождь. Вот только зачем ей этот район? Приличные девушки, тем более красивые, не ходят танцевать под красные огни.

Может, Калли спешит к кому-то на помощь?

Ник с трудом успел пригнуться, когда девушка резко остановилась и огляделась. Вокруг никого не было, и, едва каблуки замолкли, стало ясно, насколько на улице тихо.

«Как перед бурей», – подумал Ник и почувствовал себя худо. Видимо, уверенность начала выветриваться. Уже и не особо хотелось письмо передавать, однако, бежать назад сейчас слишком опасно. Надо подождать, когда Калли перестанет так нервно осматриваться и все поглядывать по сторонам.

Минуты тикали, ветер усиливался. Из-за красного приталенного пальто силуэт гимнастки напоминал рвущийся с ветки осенний лист. Ник высунул из-за мусорного бака острый нос, поправил кепку и вздохнул – какая же она красивая. Ни дать ни взять огонек свечи в темноте колышется, а тонкие ножки на каблучках словно фитилек. И воск хороший. Дорогой.

Но не успел Рыжий Ник погрузиться в расчеты, сколько бы стоили свечи, если бы их продавала лишь Калли и какой бы катастрофой это грозило человечеству, как в свете фонаря образовался еще один силуэт. Далеко не столь притягательных форм. Калли встрепенулась и кинулась в объятия незнакомца.

Ник сжал зубы: он продавец простой, но что такое ревность знал даже он, и сейчас он чувствовал, как через его сердце проходит игла, и не простая, а упавшая с самого Криоса.

Ник подполз поближе.

– Простите, простите месье Форвард, я просто не могла быть раньше. Выступление зависит не только от меня.

– Мы не должны опаздывать. Вперед, он будет рад тебя видеть. Идем, душа наша.

«Форвард. Странное у него имя, не местный, что ли».

Погода продолжала портиться. Рыжий Ник продолжал ползти и прятаться за углы, пока его вели его вглубь улицы Красных Фонарей.