Руслан Богомолов - Сотворение Волжской России. Книга 1. Девять дней одного года

– Всё остальное население формируется в рабочие роты, батальоны, полки и отправляется рыть укрепления вокруг города в распоряжение Кузнецова, который организует их питание так же, как и боевых подразделений. Такая схема мобилизации будет работать наиболее эффективно и прозрачно.

– Что у вас, Виктор Викторович? – спросил далее Ярославцев у Кузнецова.

– Батальон полностью выведен на позиции вокруг города. Пока за внешним кольцом всё спокойно, но вот проблема: без конца возвращаем машины, которые пытаются вырваться наружу в объезд постов. Приходится даже открывать огонь. Я разрешил в таких случаях, стрелять аккуратно по колесам. Пополнение начало прибывать. Одеваю, вооружаю и на позиции.

– Сколько у вас полевых кухонь?

– Одна и две в резерве на консервации.

– Обе резервные сюда и как можно быстрее.

Открылась дверь, заглянула Дюжева:

– Андрей Андреевич, руководители предприятий собрались в большом актовом зале.

– Спасибо, сейчас иду. Обращение напечатали?

– Да, Сафонов размножает сейчас на ксероксе.

– Хорошо, – и обращаясь уже к Жилину, – Виктор Борисович, подготовьте вместе с Георгием Валентиновичем решение Совета обороны «О мобилизации», «Об организации комендантской службы», о назначении Вас комендантом города и приказ о запрещении движения по городу всякого транспорта в целях экономии горючего. Оставьте на ходу по две легковые машины у себя, Кузнецова и у меня, остальные неспециализированные немедленно в гаражи, а нарушителей с 10-ти утра на штрафные стоянки. Александр Беркетович, где ваш половец? – повернулся он к Гринёву.

– Уже привезли, в кабинете первого зама.

– Возьмите, пожалуйста, обращение, зачитайте его директорам и попросите половца рассказать им о себе, я подойду чуть позже.

– Есть, – Гринёв вышел из кабинета.

– Виктор Викторович, где будет ваш штаб, где вас искать при необходимости?

– Штаб останется в части на Деревянном (так в городе неофициально назывался поселок, где размещался учебный батальон), а где меня найти, будет знать дежурный. Проще через сержанта, что в радиостанции под вашим окном.

– Ну что ж, желаю удачи, – отпустил его Ярославцев.

Кузнецов вышел.

– Григорий Альфредович, возьмите под свое начало порт и ГЭС. Ваша задача: в минимально короткий срок восстановить и привести в действие весь наш флот и подготовить агрегаты ГЭС к приему большой воды. Напишите проект постановления Совета обороны об этом, и сегодня, к двум часам дня, вместе с директором ГЭС и начальником порта представите мне план действий. Вопросы есть?

– Вопросов нет. Разрешите идти?

– Действуйте.

– Ну что, господа, оставляю вас здесь, работайте, буду после совещания с директорами, – сказал Ярославцев Жилину с Зубовым, писавшим проекты приказов, и вышел в приемную.

– Мария Ивановна, – он отвлек Дюжеву от очередного телефонного звонка, – сделайте себе, пожалуйста, список членов Совета обороны с их адресами и телефонами и пригласите их всех на заседание на 16 часов. Да, ещё, оставьте за себя в приёмной одну девочку, а сами с другой отдыхать. Вы приедете к 14-ти часам, а вторая секретарша к 20-ти, на ночное дежурство. Возьмите одну машину, она отвезет вас по домам.

Ярославцев пошёл в кабинет первого зама «мэра» и позвонил домой…

Люба Саркисян, с красивым армянским отчеством Армаисовна, ещё девятилетней девочкой попала в Волгоград вместе с родителями после известных сумгаитских событий. Её отец был врачом стоматологом, а мать – учительницей английского и немецкого языка. По паспорту её отец был армянин, а мать азербайджанка, но, по сути, они принадлежали к той, теперь уже размётанной и исчезающей в истории нации «Бакинец». Это была удивительная этническая общность, сложившаяся ещё в конце XIX века. Её костяком служили русский язык и русская культура, разбавленная кавказскими обычаями, еврейским и немецким практицизмом и мусульманским домостроем. Политиков-авантюристов никогда не устраивало мирное сожительство разных культур и обычаев, а тем более их взаимопроникновение. Раздор и ненависть – вот главные слагаемые, которые позволяют быстро, буквально «из грязи – в князи» прорваться к власти, опираясь на минимум интеллекта. Поистине вечно живущий принцип: «Разделяй и властвуй». То, что в дальнейшем, в перспективе, оказываются проигравшими их собственные народы, что на ненависти нельзя ничего строить, а только разрушать всё подряд, начиная с души и совести людей, этих политиков не волнует. Власть любой ценой, хоть по трупам собственных оболваненных националистов.

Так и пришлось Армаису увозить от угрозы расправы свою семью сюда, в Россию. На все свои сбережения он купил домишко на южной окраине Волгограда, и за десять лет постепенно отстроил его, превратив в двухэтажный коттедж. Всё это стоило Армаису и его жене Земфире очень больших трудов – не очень-то нашикуешься на зарплату врача и учителя. Поэтому отец Любы без конца пропадал на всяких подработках, а мать бралась за переводы на дому различных статей, договоров, инструкций. И всё же средств хватало с большой натяжкой, а у Любы были ещё братик и две сестрички младше её. Поэтому девушка не могла согласиться на уговоры родителей и после 11-го класса пошла не в университет, как они настаивали, а в профтехучилище речников, на повара. Во-первых, через год у неё будет очень полезная профессия, во-вторых, в училище, кроме стипендии, было ещё и бесплатное питание. И если Люба не могла бы пока существенно помочь семье, то, по крайней мере, разгрузить хоть отчасти семейный бюджет от расходов на себя – уже было неплохо. В конце концов, отец смирился с решением дочери.

В мае, перед окончанием училища, Любу направили проходить практику на баржу Рахметова, и Кошкин влюбился в неё с первого взгляда. Она хорошо помнила, как этот красивый сильный парень потерял дар речи, когда Рахметов привел её с берега, чтобы представить команде кока-практиканта. Люба сначала даже обиделась – вся команда люди как люди, а этот угрюмый какой-то. Поэтому она всё пыталась в небольшое свободное время почаще крутиться возле него. Её разбирал азарт: сможет она разговорить этого Кошкина или нет. Прошла неделя, вторая, но Кошкина при ней, как подменяли, он терялся, не знал, куда себя деть и в то же время не мог оторвать от неё глаз. Каждый раз, когда появлялась в его поле зрения её стройная фигура с черноволосой, черноглазой головкой, у него разливалась в груди какая-то теплота. Кошкин терялся и забывал про всё на свете. Он в этот момент ощущал только её присутствие и… терял дар речи.

Однажды, когда они подходили к Астрахани загружаться ранними помидорами для Москвы, Люба поднялась в рубку, где капитан наблюдал, как Кошкин заводит баржу в порт на швартовку.