Руслан Богомолов - Сотворение Волжской России. Книга 1. Девять дней одного года

И в ответ такое родное и милое:

– Я порт-43, я порт-43, сто семьдесят третий, доложите обстановку.

– Товарищ капитан! – крикнул Паша, выглянув из рубки, – порт на связи.

Рахметов, которому не спалось, в черном бушлате и черной зимней форменной шапке стоял на палубе и разглядывал в свете звезд темную воду с льдинами под ней. Вода явно прибывала. Услышав Пашу, он быстро поднялся в радиорубку и взял микрофон:

– Я 173-й, докладываю, баржа сидит на мели, личный состав не пострадал, повреждения баржи незначительные, вода в реке прибывает. Как поняли? Приём.

– Я порт-43, понял Вас хорошо. Воды нет ни в порту, ни перед плотиной. Сообщите, где находитесь.

– Местоположение неопределённо. Предполагаем: нас отнесло километров на двадцать-тридцать от порта.

– Вас понял, будьте на связи, и привет от Кошкиной.

У Рахметова отлегло от сердца. Он несколько повеселел, – порт жив, связь восстановлена, пропасть не дадут. И всё же, и всё же, произошло что-то невероятное.

– Иди, Паша, поспи, нужен будешь – позову.

– Есть, капитан, – улыбающийся радист вышел из рубки.

В час сорок снова в эфире раздался голос диспетчера порта:

– Я порт-43, вызываю 173-й, ответьте, приём.

– Я 173-й, на связи, – доложил Рахметов.

– Я порт-43, возможно, в радиусе действия вашей радиостанции находится милицейская машина, позывной «24». Попробуйте выйти с ней на связь и узнать, что с ними, а то мы их потеряли. Милицейская частота 1932 герца. Как поняли?

– Понял вас хорошо, ищу милицейскую машину на частоте 1932 герца. На время поиска ухожу с нашей волны, – принял команду Рахметов и тут же стал перестраиваться.

Услышав характерный шум в эфире и определив по шкале, что он у цели, Иван Кадырович включил передатчик:

– 24-й, 24-й, я 173-й, прошу ответить, – подождав секунд 15, снова повторил, – 24-й, 24-й, я 173-й, прошу ответить, – и опять замолчал, вслушиваясь в эфир.

И тут в наушниках бухнуло:

– Я 24-й, я 24-й, кто такой 173-й? Приём.

– 173-й – это я, капитан баржи Рахметов. Сижу на мели недалеко от вас. Поскольку горотдел милиции потерял связь с вами, то просили через нас выяснить, как у вас дела, почему не отвечаете? Приём.

И уже другой голос:

– Я 24-й, капитан Кочкин, связь потеряна потому, что углубились на 30 километров от города, подождите минут пять, есть очень важная информация, а пока передайте, что Барковы и Карпенко живы и здоровы, вернутся с нами. Всё.

– Понял, через пять минут выйду на связь снова.

Рахметов перевёл радиостанцию на речпортовскую волну и передал диспетчеру свои переговоры с Кочкиным. Затем опять вернулся на милицейскую частоту:

– 24-й, я 173-й, на вашей волне жду информации. Как поняли? Приём.

И опять первый голос:

– Понял хорошо, ждите.

Прошло пять минут, шесть, восемь, десять. Рахметов уже хотел ещё раз вызвать 24-го, но в это время в микрофоне раздалось:

– Рахметов, это я, Кочкин, приготовь бумагу и ручку. Слышишь?

– Слышу отлично. Приготовил. Приём.

– Давай, Рахметов, записывай точно. Диктую медленно. Ничему не удивляйся. Готов?

– Готов, давай.

– «Нахожусь на территории, соответствующей весне 1224 года. Буду в городе через час. Доставлю половца, участника битвы на Калке 1223 года. Капитан Кочкин». Всё! Записал? Повтори.

Рахметов повторил текст и спросил:

– Кочкин, ты серьёзно?

– Серьёзней не бывает. Не думай, что у меня крыша поехала. Как передашь, сообщи. Жду на связи.

Рахметов передал в порт радиограмму.

– 173-й, это я, порт. У твоего Кочкина все на месте? Приём.

– Когда я сижу на мели посреди дубравы, а ты видишь вместо Волжского моря его дно, то у нас с тобой все на месте? Передай в горотдел и сообщи мне. Жду на связи.

Через пару минут в наушниках снова зазвучал голос диспетчера, но уже какой-то глухой, потерянный.

– 173-й, передал слово в слово. Это же жуть, если правда.

Рахметов, который за это время пытался переварить радиограмму Кочкина, как истинный капитан, всё, что ни происходило вокруг, примерял к своему кораблю.

Он вдруг ощутил жуткую опасность для него, неподвижно застрявшего в этом лесу тринадцатого века. Какие племена, какие орды бродят вокруг?!

– Порт-43, это опять я, 173-й, попроси горотдел, чтобы распорядились Кочкину оставить мне пару своих человек с оружием. Мне баржу с мукой на мели охранять нечем.

– Понял, 173-й. Жди на связи.

Через пару минут:

– 173-й, дежурный горотдела разрешил на усмотрение Кочкина. Как понял? Приём.

– Понял, и на том спасибо. Перестраиваюсь на милицейскую волну.

Кочкин с нетерпением ждал результатов передачи радиограммы в горотдел. С помощью Баркова и, конечно, Карпенко, который кое-как переводил с ломанного старорусского Кэчтэна и обратно, капитану удалось уговорить Башкэча – направить Кэчтэна к «вэлыкому кназу» большого города в качестве посла. Договорились, что Кэчтэн поедет не один, а с Кэчушем – юношей, который завлекал в лес, подальше от родного стана неизвестный «авгол» (дом на колесах). Он же и сообщил своему роду о результатах разведки, о «грумпыче» (гром-копьё – ружьё), о сильных и высоких людях из авгола, о том, что это, наверно, они своим грумпычем издавали далеко в степи те звуки, из-за которых он, Кэчуш, поскакал в разведку. Этот Кэчуш был последним и единственным сыном Башкэча, пятеро его братьев погибли, защищая ещё год назад многочисленный род Кэчев, и, как сын вождя, несмотря на свои 14 лет, храбро брался за любые опасные дела. Он просто жаждал отправиться в посольство со своим дядей Кэчтэном. Ему понравились эти люди, которые, не смотря на свою силу и грумпычи, очень уважительно говорили с его отцом. Даже этот боярин с четырьмя звездочками на каждом плече. Наверное, большой воин, главный дружинник в городе у русов. Дядя, правда, говорит, что у этих русов какая-то странная речь, похожая, но не такая, как у русычей, вместе с которыми тот воевал против татэр – гибели половецкой.

Когда кэпытэн Кочкын предложил Кэчтэну ехать с ним, Башкэч сказал: «Надо ехать и сделать всё, чтобы эти сильные люди с их страшными грумпычами стали союзниками половцев. И хотя большая часть половецких родов истреблена татарами полностью, а оставшиеся, как и кэчи, сильно уменьшились и рассыпались прочь от Дана и Итыля, всё же стоит тогда снова объединиться против татэр. Всё это сильно воодушевило Кэчуша, и он рискнул попросить отца дать ему в дорогу свой щит, окованный медью с выбитой на нем лисой – главным божеством и символом Кэчев. Потом он достал свой длинный нож с оббитыми медью деревянными ножнами и подвесил их за кожаное кольцо к кожаному поясу.

Кэчтэн, кроме своего щита и меча на поясе, получил от Башкэча золотой медальон, размером с ладонь подростка. Он крепился к массивной цепи, которую Башкэч и повесил на грудь Кэчтэна. На медальоне красовался барельеф головы лисицы.