Николай Самуйлов - Пилот Машины времени. Книга первая. Утопия по-королевски

…Небо чистое, без облаков. По воздуху, в волнах лёгкого ветерка, проплывают серебристые нити паутины. Их можно заметить по прицепившимся к ним жёлтым и коричневым кусочкам листвы и чёрным точкам мёртвых насекомых. Внизу петляет узкая лента дороги, сухая и белая от пыли, местами бурая от спрессованной глины и песка. Поднявшись от мутного ручья вверх по склону, дорога входит в селение. Здесь она имеет иной, светло-серый цвет. Вся её поверхность аккуратно устлана толстыми брёвнами. Бревенчатый тракт «протекает» между двумя рядами небольших жилых строений и резко спускается с заселённого холма в заболоченную низину. А затем, перешагнув ещё один ручеёк, тянется извилистой лентой среди густых зарослей, украшенных жёлтыми и красными кронами деревьев, в холмистую даль.

А вдали, среди серых соломенных крыш соседнего посёлка, виднеются церковные купола. Один выделяется серебристым пятнышком на фоне голубого неба. Второй словно парит под небесным сводом и сверкает позолоченным православным крестом. Оба притягивают взоры прохожих. Люди, идущие по дороге к храму, взглянув на мерцающую впереди звёздочку, крестятся и кланяются, шепча молитвы. Лица прохожих печальны. Во взгляде – тревога…

Сверху видно, как на лугу возле жилищ бродят домашние животные. У каждого дома суетятся люди – взрослые и дети. Большинство из них копаются в огородах.

Соблюдая осторожность, снижаюсь…

…Улица селения пустынна. Возле крайнего дома, у плетённого из ивовых веток забора, в сухой листве копошатся куры. Во дворе, около входа в дом, стоит бурая корова, медленно жующая траву из валяющейся перед ней охапки. Рядом, прижавшись, друг к дружке, стоят овцы. Они торопливо выщипывают из той же охапки более нежные стебельки. Жуют быстро, опасливо поглядывая на задумчивую Бурёнку с философским взглядом на окружающее пространство…

За домом, на небольшом участке взрыхлённой почвы, работают две женщины. Та, что моложе, бойко вскапывает вилами тёмно-коричневую землю, а старшая, разрыхляя её руками, извлекает большие светлые клубни картофеля. Картофель укладывают в круглые корзины, и переносят в погреб, который находится за жилым домом, рядом с сенным сараем.

Женщины переговариваются, но работают быстро, не останавливаясь для отдыха.

На западе от селения слышны громовые раскаты. Женщины, услышав их, вздрагивают и, не поднимая голов, быстро крестятся и шепчут какие-то слова. Они, скорее всего, просят защиты у Бога и, одновременно, умоляют покарать тех, кто решился посягнуть на их мир и сейчас неумолимо приближается к не защищённым жилищам.

Возвращаю модуль на улицу и осторожно ступаю на пыльную тропинку перед домом. Осматриваюсь. На улице никого. Куры, копавшиеся в пыли около покосившегося плетня, увидев меня, всполошились и шумно разбежались в разные стороны.

Критически осмотрела свой необычный наряд. Он вполне по сезону. Синее платье с длинными рукавами, серый жакет, синие кожаные туфли на среднем каблуке, белые чулки до колен. На голове голубой берет без каких-либо украшений. Главное, чтобы ни бросались в глаза излишества в одежде.

Женщины увидели меня не сразу. Я подошла к ним вплотную, а они продолжали рыхлить землю с усердием обречённых на вечный труд рабов.

Младшая из женщин, лет тридцати, первой взглянула на меня и с удивлением замерла.

– Что, Танюша? – спросила старшая и тоже повернулась ко мне.

– Здравствуйте! – сказала я, старательно произнося каждый звук в слове.

– Здравствуй, деточка! – ответила старшая женщина. – Ты, чья же будешь?

– Беженка. Из Парижа.

– Ах! – покачав головой, сказала старшая женщина. – Наверное, кушать хочешь!? Теперь все бегут от немца! Голодные, холодные! Танюша, отдохни маленько. Я девочке молочка налью. Пошли в хату, деточка! Я сейчас подою корову и накормлю тебя. Парное, оно – полезное. А мы вот, картошку никак не докопаем. Мужиков наших всех на войну забрали. Где они теперь, никто не знает! Вот с дочкой одни копаемся. Горе-то, какое! Прокопа, сына старшего, совсем недавно проводили. На поезде увезли, на запад. А немец, вот он уже. Где-то под Гжатском. Скоро у нас будет. А Париж твой, далеко ли от нас?

– Далеко. Он находится за Германией.

– Как же ты сюда попала? К родне, что ли, приехала?

– Была в командировке, – ответила я, с сомнением, что старшая из женщин знает это замысловатое слово.

Но женщина кивнул, подошла к входу в дом и стала гладить корову, жующую сено, и что-то зашептала ей на ухо.

– Хорошо хоть сена успели накосить к зиме. Значит, не помрём от голода. Ты проходи в дом, не стесняйся. А я сейчас, только ведёрко возьму и Зорьку подою. А ты отдохни, деточка. С дороги-то, небось, ноженьки устали!

– Вы не беспокойтесь, – сказала я первую сложную фразу. – За молоко большое спасибо. Я ведь только хотела спросить, какое сегодня число. Долго в дороге была. В голове всё перепуталось.

– Сегодня, деточка, двадцать девятое сентября.

– Спасибо.

Я села на ступеньки, возле пахнущей молоком и сеном коровы и стала наблюдать за работой женщин. Младшая, Танюша, продолжала копать картофель, совершенно не обращая на нас внимания.

Двадцать девятое сентября 1941 года!

Теперь можно зафиксировать точную дату проникновения первой Машины времени в прошлое. Она сохранится «на века» в серверах всех трёх модулей.

…Молоко удивительно вкусное. Такое к нам в Бородинский филиал института поставляют из сельскохозяйственных колоний на Формозе и Скандии. Но оно очень дорогое. Гораздо чаще мы пьём синтезированное. Но это, шипящее, сладкое и тёплое, кажется напитком Королей. Или Богов…

Два серебренных полтинника 1924 года выпуска, состаренных под «бывших в употреблении», женщина брать не хотела. Он сказала, что это «богатство» мне ещё пригодится в дороге. Но я тайком оставила монетки на ступеньках дома…

Прогулка к аборигенам помогла развеяться. По крайней мере, следующие три дня я плодотворно трудилась над расшифровкой древних карт планеты с точками внедрения контрольных телепортационных блоков…

Предприняла первое ночное путешествие вдоль дороги на запад от поселения. Забыла спросить у знакомых мне женщин, как называется их деревня. При случае восполню пробел. Точно такие же островки цивилизации, большие или меньшие по числу домов, располагаются на небольшом расстоянии друг от друга на протяжении тридцати километров. У небольшого городка, вероятно Гжатска, вижу скопление военной техники германских войск. Танки, самоходные артиллерийские установки, бронемашины, мотоциклы, пушки в конных упряжках, грузовые автомобили, наполненные боеприпасами, провиантом, техникой для оперативной связи, вытянулись в стальную многокилометровую змею на узкой бревенчатой трассе. Рядом огромная масса солдат и офицеров, суетящаяся в «броуновском движении» вокруг скопления техники. Я наблюдаю окружающее пространство с высоты птичьего полёта. Никто бронированную мощь врага не атакует, никто не пытается её остановить. И она, как сжавшаяся пружина, готова выпрямиться и с рассветом ринуться в нашу сторону, к Москве. Но ночью военные отдыхают. Они спят возле машин, пьют награбленную по пути русскую водку, играют на губных гармошках и громко поют немецкие военные марши.